» » » » » » » » » » »
|
Ельцин
Попытка политического портрета
Мы привыкли осмысливать личности тех, кто нами правит, когда их уже нет с нами. И новые поколения наших соотечественников искренне удивляются предшественникам: как это вы могли верить Сталину? Так долго терпеть Брежнева? Не раскусить вовремя Горбачева? Вот так и могли… Наверное, и нас кто-то спросит году эдак в 2010-м: как случилось, что именно Ельцин правил Россией в такой трудный период ее истории? Случилось… Но надо ли ждать окончания века, чтобы осмыслить этот феномен? Отчего не попробовать сделать это уже сегодня, пока этот человек жив и находится у власти?
Загадка 1987 года
Поступок Ельцина в октябре 1987 года, сразу поставивший его в общественном мнении в особое положение и сыгравший едва ли не решающую роль в его дальнейшей судьбе, оказался до конца не разгаданным. Мы и не могли разгадать его тогда, семь лет назад, так как совсем не знали этого человека. Но теперь, когда его характер и нрав нам хорошо известны, давайте мысленно вернемся к тем событиям и попытаемся заново разобраться, что же тогда произошло. Считается, что на октябрьском пленуме ЦК КПСС Ельцин выступил против консервативного крыла Политбюро, что им двигало желание ускорить темпы и усилить эффективность перестройки и что он показал себя при этом более радикальным реформатором, чем даже сам Горбачев. Некоторые склонны видеть в этом поступке начало «прозрения» Ельцина в отношении партии. Так ли все было на самом деле? Как известно, Ельцин не просто подверг критике руководство ЦК, но одновременно подал в отставку с поста первого секретаря Московского горкома партии и кандидата в члены Политбюро. Было ли это заявление искренним? В последние три года неоднократно возникали ситуации, ставившие Ельцина- президента на грань отставки, но всякий раз Россия и весь мир становились свидетелями того, как крепко, намертво держался он за власть. Не только отставка, даже, нормальные перевыборы обещаются и тут же отвергаются им. Можно ли, зная это, поверить, что семь лет назад, будучи еще довольно далеко от вершины власти, этот человек сам, добровольно из-за каких-то мелких разногласий решился бы на отставку, то есть – по тем временам – отказался бы от дальнейшей карьеры? Ведь в 87-м году отставки еще не стали нормой и не сулили возвращения на политический Олимп. Сегодня мы знаем также, что Борис Николаевич – человек жеста, что в его натуре эпатировать публику, совершая нечто из ряда вон выходящее. Заявление об отставке было по-видимому, первой попыткой политического шантажа (позже не раз повторенной другими). При этом цель его была, конечно, не в том, чтобы уйти, а в том, чтобы остаться и занять в партии более высокое положение. Кто помнит расклад политических сил в 1987 году, тот хорошо представляет себе место в нем Ельцина. Он не был ни на вторых, ни на третьих ролях в тогдашнем руководстве, а отстоял довольно далеко от Горбачева, в ближайшем окружении которого находились другие люди – Лигачев, Яковлев, Н. Рыжков, Шеварнадзе… На них ложился отблеск славы первого реформатора. Теперь-то мы знаем, как честолюбив, как политически ревнив Ельцин. Мог ли он не ревновать к этой славе, не стремиться занять место рядом с Горбачевым, не претендовать, наконец, на место самого Горбачева? Они одногодки, оба пришли в ЦК из региональных обкомов, но Горбачев сильно обошел его, он уже два года как генеральный, а Ельцин всего лишь 1-й горкома, пусть и столичного. Но он-то жаждет большего! Надо вспомнить, что к осени 1987 года в партии уже назревало недовольство Горбачевым, появились первые негативные результаты затеянной им перестройки. Но все говорили тогда: «альтернативы нет». Ельцин решил, видимо, своим «смелым, в духе времени» выступлением разрушить это представление, показать всему составу ЦК, что такая альтернатива есть, и это он – Ельцин. Параллельно существовала, возможно, и другая, более прозаическая причина – у него не ладилась работа в Москве. Воз был слишком обременителен. Перестройка требовала больших интеллектуальных и физических усилий. Не то же ли самое наблюдаем мы и теперь: став президентом, Ельцин снова по большому счету «не тянет», не справляется – дела в стране не идут, народ недоволен. Но положение президента таково, что можно переложить всю тяжесть, всю нагрузку на других, пачками подписывая готовые указы и выполняя представительские функции. В 1987 году такой возможности у него не было. Надо было «пахать» самому, и спрос – очень строгий – был прежде всего с «первого лица». Ельцин же, как мы успели не раз убедиться, не терпит над собой контроля, тяжело переносит критику, если у него что-то не получается, он ищет причину не в себе, а в окружающих, ищет противника, врага, на которого можно было бы переложить ответственность за неудачу. В 1992 – 1993 годах таким врагом для него оказался Верховный Совет России. А тогда, в 1987-м, он обвинил в том, что ему мешают работать, секретариат ЦК, Лигачева. Все говорит о том, что его не устраивало собственное положение в партии. Выступление на пленуме было попыткой прорыва наверх. В 1987 году Ельцин искал признания и карьеры. И икал он их в партии, а не вне ее. Если бы у него был тогда шанс стать генеральным секретарем, то КПСС, скорее всего, существовала бы до сих пор. Как известно, Ельцин болезненно воспринял реакцию на свое заявление, когда его действительно освободили со всех постов. Казалось бы, просил – получи. Но он был сражен, подавлен, пытался оправдаться, дать задний ход, тяжело переживал свой поступок. Все это подтверждает: истинные мотивы его заявления были иные, нежели те, которые он сам декларировал и которые стали приписываться ему позже. В октябре 1987 года действительно произошла политическая ошибка, даже две. Одну совершил сам Ельцин, переоценив свои возможности, недооценив возможности тех, кого он шантажировал. Другую совершил Горбачев. Если бы он оценил это выступление иначе, если бы – в соответствии с собственными призывами к демократии, гласности, открытости – поддержал Ельцина (тем более, что ничего крамольного тот и не сказал), вовремя подтянул его к себе, все в нашей истории могло бы пойти по-другому… Изгнание стало для Ельцина настоящей трагедией. Правда, лишь до тех пор, пока иные силы не призвали его в свои вожди и не воскресили его как политическую фигуру. В выборных кампаниях 1989 – 1991 годов неприятный октябрьский эпизод уже использовался как иллюстрация борьбы Ельцина с КПСС, как доказательство его демократической принадлежности.
Отчим русской демократии
Ни в 1987 году, ни позже Ельцин не имел собственных идей переустройства советского общества. Во всяком случае мы не знаем ни одной его работы на эту тему. Ельцин вообще человек не гуманитарного склада, не склонен к теоретическому мышлению, как того требует роль крупного политика, главы государства, особенно в период революционных преобразований. Упрекать его в этом трудно, ведь вся предшествующая партийная, государственная деятельность в нашей стране и не предполагала личного теоретического осмысления процессов, происходящих в обществе. Быть руководителем означало быть командиром, организовывать и мобилизовывать людей на выполнение конкретных задач. В КПСС было довольно много совершенно безыдейных людей, для которых коммунистическая идеология была не более, чем ритуалом, это относилось не только к низам, но и к верхам партии. Характерным это было и для партийных кадров, пришедших из чисто хозяйственных структур – из промышленности, сельского хозяйства, строительства. К их числу относился и Ельцин. Думаю, что идеология как таковая вообще мало что значит для него. Зато власть значит все. Власть в отличие от абстрактных идей – это нечто осязаемое и хорошо ему знакомое. Власть – это то, к чему он последовательно стремился всю свою жизнь и что стало для него единственным способом самовыражения, самореализации. К 1987 – 1988 годам у нас в стране уже вовсю действовали многочисленные «теоретики» переустройства советского общества в «демократическое», «цивилизованное». Для продвижения своих идей в жизнь им не хватало лидера. Они еще не могли (и до сих пор не могут) выдвинуть его из своей среды. Их единственной возможностью влияния на политику было ангажировать (если хотите – нанять) уже известного, желательно популярного политического деятеля. Когда на горизонте появился Ельцин, радикальная интеллигенция сделала ставку на него как на более перспективную – в сравнении с Горбачевым – политическую фигуру. После полутора лет молчания он вновь заговорил, но теперь уже языком демократов.
Начиная с кампании по выборам народных депутатов СССР (1989 год), Ельцин становится рупором демократов. Они провели его в народные депутаты России, а затем – в председатели Верховного Совета РСФСР и, наконец, в президенты. Значит ли это, что Ельцин глубоко усвоил и осмыслил идеи демократии (с которыми впервые столкнулся в возрасте 60 лет), что они органично вошли в его сознание? Думаю, что нет. Как не был он истинным коммунистом, так не стал и истинным демократом. Во всяком случае, отца русской демократии из него явно не получилось. За три года своего президентства он только и делал, что попирал принципы демократии – нарушал Конституцию, не исполнял волю народа, ущемлял права и свободы граждан, применял насилие. Произошла подмена понятий: демократией в России стали называть обыкновенный антикоммунизм. И антикоммунистом № 1 стал президент Ельцин. Его руками архитекторам реформ удалось выполнить всю самую грязную разрушительную работу: ликвидировать КПСС, советскую власть, социализм, расчленить СССР, подорвать экономику, науку и культуру, ослабить армию, довести до обнищания и одичания народ. И все это в рекордно короткие сроки. Вот тут с Ельциным действительно произошла метаморфоза. Если в основе его предвыборной президентской кампании была всего лишь критика партии, кстати, во многом справедливая, что и снискало ему поддержку достаточного большинства голосовавших 12 июня 1991 года избирателей, то всего через два месяца после этого, в августе того же 1991 года, он начинает беспрецедентную акцию по ликвидации партии вообще. Считается, что партия сама во многом виновата, что если бы не ГКЧП, не предательство Горбачева… Все так, но не менее важно понять мотивы самого Ельцина , который выполнял некую программу разрушения и преследовал при этом свои личные политические цели. Разумеется, он не был свободен в своем выборе курса, так как пришел к власти не сам по себе, а на плечах «Демократической России», представители которой, посадив в Кремле своего президента, тут же густо облепили трон и стали дуть ему в уши, что надо делать. Лейтмотивом всех их советов было: разрушить и уничтожить. Но Ельцин и сам стремился переплюнуть Горбачева. Что тот со своей нерешительностью только расшатал, этот, решительный, добил окончательно. Если тот был первым коммунистом, которого Запад признал за своего, то этому – для признания на Западе – надо было отбросить последний покров – личину коммуниста и стать «своим» в полном смысле этого слова. Отсюда – демонстративный, показной, воинствующий антикоммунизм (вспомните его выступление в Конгрессе США), поспешное представление все новых и новых доказательств того, что «с коммунизмом в России покончено раз и навсегда». Теперь-то мы знаем, что Ельцин – человек злопамятный, даже мстительный, это не раз подтвердилось на примере его взаимоотношений с соратниками уже по демократии. Но свое поражение и унижение в 1987 году он, мне кажется, никогда не забывал. И в том, с какой беспощадностью разделался он осенью 1991 года с партией, со всем советским руководством, виден, помимо всего прочего, акт личного отмщения, личного реванша. Что же касается печальной участи СССР, то и здесь, будь у Ельцина хоть один шанс стать президентом Союза, он , Союз ССР, по всей вероятности, уцелел бы. Но такого шанса у него уже точно не было. В августе 91-го союзные республики, в большинстве своем остававшиеся в едином государстве, с испугом отшатнулись, но не от России, нет. Они, скорее всего, отшатнулись от непредсказуемого российского президента, который в известный момент фактически взял на себя функции центра и мог, следовательно, претендовать на роль союзного лидера. Отгородившись спешно объявленными суверенитетами, они избежали у себя «разборок», кто где был и что делал 19 августа. То, что происходило в те дни в Москве и в России в целом, не могло не напугать их, они не пожелали властвования над собой этого человека. В распаде СССР вообще слишком большую, если не решающую, роль сыграли причины не объективного (воля народов), а субъективного характера – столкновение политических амбиций, безволие одних и самоуверенный авантюризм других. Сегодня, спустя три года, многие даже из числа демократов, признают, что отказ от союзного государства был исторической ошибкой. Сегодня, спустя год после расстрела парламента – последней структуры, «мешавшей» президенту работать, даже демократы вынуждены признать: это были напрасные жертвы. Вот что пишет теперь, например, Борис Федоров: «Миллионы россиян пребывали в уверенности: успешному ходу реформ мешают некие «темные силы»…Вот распустим парламент, и реформы пойдут. 21 сентября его распустили, спровоцировали насилие. И что – пошли реформы? Зажили по-человечески?». «Темной силой» стал в событиях осени прошлого года сам президент Ельцин. От октября 1987-го до октября 1993-го прошло всего шесть лет. Могли ли те, кто сидел когда-то в зале пленума ЦК и слушал, как их товарищ, коллега критикует другого их товарища и коллегу, предположить, что всего через шесть лет этот человек пошлет на улицы Москвы танки и они будут среди белого дня и мирного времени стрелять в тех, кто посмел критиковать его самого. Мог ли и сам Ельцин, чья слава демократа начиналась с красивых лозунгов о свободе и правах человека, представить, чем она закончится – расстрелом соотечественников? Для подобного превращения недостаточно одной только перемены убеждений и политической ориентации, должны произойти серьезные изменения и на уровне личности, психологического ее состояния. Октябрь 93-го стал самой черной страницей в президентской биографии Ельцина. Еще одной политической и, быть может, самой большой человеческой его ошибкой.
Ельцин в 1994 году
Давно замечено, что Борис Николаевич не любитель повседневной, будничной работы, лучше всего он чувствует себя в экстремальных ситуациях (которые сам же и создает). Когда таких ситуаций нет, он пассивен, незаметен. Этот год выдался сравнительно тихим после череды переворотов. Президент крайне редко появляется на публике. Сочи, похоже, становится его официальной летней резиденцией, откуда он как бы руководит страной, фактически отдав ее на откуп правительству и своей администрации. Наметившийся отход от дел, уход в тень, за кулисы политической жизни воспринимается как постепенное отстранение его от реальной власти. Сейчас все в России решают две структуры – правительство Черномырдина и администрация Филатова, втихую перетягивающие между собой канат. Одни больше ориентируются на реальное положение дел в стране, другие – все на те же абстрактные рыночные идеи. Кто раньше и сильнее повлияет на президента, тот и сделает по-своему. Наглядный пример – недавний указ о замораживании зарплаты. Черномырдин слетал в Сочи и убедил, что такой указ нужен. Ельцин его подписал. В Кремле спохватились (Лифшиц и другие): указ-то вроде как нерыночный, давай принимать свои меры, чтобы его аннулировать… Так они перетягивают канат, вернее, президента то на ту, то на другую сторону. Когда-то академик Петраков на вопрос, разбирается ли Ельцин в экономике, ответил предельно ясно: «Нет». Время показало, что он был прав. Впрочем, то же можно сказать и о многих других сферах, например о сфере межнациональных конфликтов. Как часто после вспышки насилия или боевых действий в той или иной «горячей точке» мы подолгу не знаем позиции на этот счет российского президента. Так было в свое время с Абхазией: в Сухуми уже вовсю шли боевые действия, а находившийся в 150 километрах от границы, на отдыхе в Сочи президент Ельцин хранил молчание. Сегодня на наших глазах разворачиваются страшные события в Чечне, начинается война, которая может стать самой тяжелой из всех войн на постсоветском пространстве. Но какова реакция российского президента? Если не считать короткого (и не совсем корректного) ответа на вопрос журналиста где-то в аэропорту, никакого официального изложения позиции руководителя государства по отношению к этой мятежной республике, и не только по вопросу власти, но и о ее статусе – не было. Спросите рядового гражданина России, чем он считает Чечню – суверенным ли государством, субъектом ли Федерации – он вам не ответит. Откуда ж ему знать, если у самих федеральных властей, у президента нет по этому вопросу никакой определенности. Так же как и по многим другим болевым вопросам: как остановить спад производства, что делать с безработицей, как одолеть преступность. Ни одно из позитивных начинаний президента не увенчалось успехом. Взялся было сам руководить правительством – не получилось. Решил лично возглавить борьбу с коррупцией – ничего не вышло. Взял на себя чрезвычайные полномочия – ну и что? Выступил с инициативой Договора о согласии – ну и где это согласие? Рассчистив для себя политическое пространство, устранив всех, кто мешал ему плодотворно трудиться над реформами, Ельцин, казалось бы, должен был проявить после этого чудеса работоспособности, государственной мудрости, политического творчества и хоть в чем-то, хоть на одном каком-то направлении добиться успеха. Ничего подобного не произошло. Не имея более выдающихся достоинств, сам Ельцин и те, кто обеспечивает его имидж, вовсю эксплуатируют чисто внешние его данные – рост, осанку, прическу, властные интонации в голосе. Даже некоторую неуклюжесть манер обратили в пользу, найдя подходящее определение – «русский медведь», что сам Ельцин не без удовольствия повторяет (медведь в известном смысле – национальный символ). Этим как бы оправдывается грубоватость, неинтеллигентность, привычка все решать с позиции силы. Вообще-то русский медведь – существо симпатичное, вызывающее к себе этакое опасливое уважение, тягаться с ним мало кто отваживается – задерет. Это в лесу. Но мы же не в лесу. Мы живем в обществе, которое хотело бы стать цивилизованным. И у нас есть нескромное желание видеть своим лидером человека с высоким уровнем интеллекта, культуры и нравственности. Увы! С наступлением осени темой номер один становится, похоже, возможность (или невозможность) проведения новых президентских выборов. На сегодняшний день сложилось три основных подхода к этому вопросу. Первый исходит от федеральных властей: выборы перенести, срок полномочий президента продлить до 2000 года. Идея принадлежит, конечно, не одному Шумейко, под ней подписалась бы, наверное, вся президентская рать во главе с самим Ельциным, но из приличия помалкивает. Правда, недавно стало известно, что готовится ассамблея подписантов Договора об общественном согласии, от имени которой мыслится внести такое предложение в парламент. Второй подход предложен партией Гайдара и состоит в том, чтобы выборы провести согласно Конституции в 1996 году, но при этом желательно снова избрать президентом Ельцина, а потому предлагается выдвинуть его единым кандидатом от всех демократических сил. Тут, мне кажется, заключена некая хитрость, дабы усыпить бдительность президента и получить от него «добро» на проведение выборов а там… Как только кампания стартует, все забудут о «едином кандидате» и в стане демократов желающих окажется более чем достаточно. Третий подход, наиболее бесхитростный, принадлежит оппозиции, в частности КПРФ, уже начавшей в стране сбор подписей за досрочное, не позднее весны 1995 года, переизбрание президента. При этом коммунисты и другие патриотические силы не скрывают, что хотели бы привести к власти нового лидера, а вместе с ним и новую исполнительную власть – правительство национального доверия. Таким образом, подходов на самом деле два: быть Ельцину и дальше президентом или не быть. В 2000 году ему будет почти 70 лет. Люди стареют по-разному, одни медленно, другие – стремительно. Ельцин в 1994 году уже далеко не тот, каким мы его знали даже в 1991-м, это очевидно для всех. Каков будет его физический ресурс еще через шесть лет – предугадать не так уж трудно. Не менее важно другое. Уже на сегодня Ельцин практически выработал и политический свой ресурс. Ни новых идей, ни новой стратегии ждать от него не приходится. Уже сегодня он является своего рода тормозом в продвижении многих политических процессов и прежде всего – интеграции, нового объединения бывших союзных республик. В Украине и в Белоруссии уже избраны новые лидеры, притом, как мы знаем, лидеры пророссийской ориентации. Но им трудно по-настоящему сблизиться с Россией, пока в ней остается президентом Ельцин, так как в сознании и этих политиков, и самих народов он ассоциируется с уже отвергнутыми ими лидерами развала – Кравчуком и Шушкевичем. Когда же к власти в России придет новый, незапятнанный беловежским сговором лидер, диалог между тремя славянскими странами может пойти быстрее и продуктивнее. Ельцин тормозит и другой процесс – процесс вливания свежей крови в политическую жизнь самой России. Он преграждает путь новому, уже сформировавшемуся и жаждущему деятельности поколению политиков. Не имея нормального, через регулярные выборы, доступа к власти, они ищут самовыражения в создании все новых и новых партий, движений, фондов и т.п. Чем дальше будут откладываться выборы, тем больше они будут уходить в глухую оппозицию к узурпировавшей власть политической группировке. Сам факт переноса выборов есть торможение демократии как непрерывного процесса. Можете ли вы вообразить себе, что в так горячо любимых нами теперь Соединенных Штатах стали бы всерьез обсуждать вопрос об отмене очередных президентских выборов на том основании, что кому-то или даже самому президенту Клинтону очень хочется остаться в Белом доме еще на один срок? Думаю, как это ни парадоксально звучит, Ельцин, оставаясь у власти, тормозит и сам ход реформ в России. Потому как начальный, ликвидационный их этап мы уже миновали, а на следующем этапе, когда надо что-то создавать и строить, застопорились, топчемся на месте. И кажется, никто, в том числе и сам президент, не знает, где выход из тупика, что надо делать, кому это можно поручить, чьим экономическим концепциям поверить на этот раз. Необходимость смены всей правящей команды очевидна. Как это ни печально для кого-то, но эпоха Ельцина кончается. Она кончается независимо от того, уйдет он скоро или задержится еще на какой-то срок. Заканчивается время таких, как Ельцин, первых лидеров постсоветского периода. Уже нет Гамсахурдиа, Эльчибея, Ландсбергиса, Кравчука, Шушкевича. На волоске держится Дудаев, по лезвию бритвы ходит Шеварнадзе… У них разные судьбы, и люди они разные, но в один ряд их ставят время и место, когда и где они оказались во главе новых суверенных государств. Каждый народ испил с ними свою чашу разочарований, каждый из лидеров пережил или переживает свою личную трагедию краха. Ельцин – не исключение, он только один из них.
октябрь 1994 г.
|
|