1. Отчуждение власти

   В апреле 1985 года на пленуме ЦК КПСС новый, только что избранный генеральный секретарь М.С. Горбачев объявил стране и миру о начале перестройки в СССР.
   Была весна. Дул «свежий ветер перемен», как писали тогда газеты. Во всем ощущалось острое желание нового, и это новое, казалось, витает в воздухе. Мы не отрывались от телевизоров, когда на экране появлялся относительно молодой, чрезвычайно энергичный человек, говоривший без бумажки, живым языком.
   Мы были счастливы в эти короткие дни весны, предчувствуя многое и не предчувствуя ничего. Желая все душой перемен и не боясь их.
   Это хорошо совпало тогда – перестройка и весна. После долгой, скучной зимы так хотелось тепла, света, обновления природы, жизни, собственных мыслей и чувств. Казалось, вся страна была влюблена в этого человека. И если бы он пообещал тогда, в апреле 1985-го, построить к 2000 году коммунизм в СССР, мы бы ему, наверное, поверили.
   А разве не это он и пообещал?
   …И вот прошло 10 лет. Неимоверные несчастья обрушились за эти годы на наше Отечество. Сегодня нет ни партии, начинавшей перестройку, ни советской власти, ни социализма. С карты мира исчезло государство Советский Союз, а на его территории очагами пылает гражданская война. И уже тысячи наших соотечественников сложили в этой войне свои головы. Теперь уж ничего и никого не вернуть. Но можно и нужно понять, почему все случилось именно так. Почему перестройка, начинавшаяся так светло и чисто, потонула в грязи, захлебнулась кровью, потерпела позорный крах?
   Ища ответ на этот вопрос, можно говорить и о роли Горбачева, и о роли средств массовой информации, и о роли интеллигенции, и, наконец, о роли самого народа во всем происходившем в это десятилетие, особенно в первой его половине. Для публициста здесь сразу несколько тем, и каждая требует отдельного разговора.
   Начать же цикл статей к десятилетию перестройки я хочу с темы, которая представляется мне наиболее важной и в то же время наименее исследованной. О роли и судьбе КПСС в перестройке.                

                       
Была ли КПСС инициатором перестройки?

   В первые годы перестройки Горбачев не уставал повторять, что инициатором ее является партия, которая, как он говорил, «нашла в себе силы и мужество, чтобы трезво оценить обстановку, признать необходимость кардинальных изменений и преобразований».
   В этом утверждении с самого начала была известная натяжка. Принятый тогда политический язык позволял обозначить словом «партия» три неравнозначные понятия: высшее руководство КПСС, кадры в партии и всю партийную массу, т.е. рядовых коммунистов. Так вот, если иметь в виду последнее, партийную массу, насчитывающую на тот момент 19,5 миллиона человек, то она узнала о начале перестройки вместе со всем народом из опубликованных в прессе материалов апрельского пленума. То же самое можно сказать и о партийных кадрах, профессионально работавших в органах КПСС. Думаю, что даже для самих членов ЦК, съехавшихся со всей страны на тот «исторический» пленум, это было в определенной мере откровением, хотя и смутно ожидаемым.
   Никакого предварительного обсуждения идеи перестройки в партийных организациях не было, никто с членами КПСС не советовался, прежде чем начать такое грандиозное дело. Так что, если быть точным, надо сказать, что инициатива перестройки исходила от группы руководителей ЦК во главе с Горбачевым. Кто именно входил в эту группу на начальном этапе, сколько их было – десять, пять или всего двое, - мы не знаем до сих пор. Как не знаем и того, сам ли Горбачев додумался до этой идеи или изначально она была ему кем-то подсказана.
   А.И. Лукьянов в своей книжке «Переворот истинный и мнимый» пишет так:
«Начался этот процесс, на мой взгляд, еще за два с лишним года до столь разрекламированного апрельского (1985г.) пленума ЦК КПСС, когда Ю.Андропов пришел к выводу о необходимости разработать программу перестройки управления промышленностью, а затем и всем народным хозяйством. Тогда к этой работе (а она проходила у меня на глазах) были привлечены М. Горбачев, Н. Рыжков, В. Долгих, ряд видных представителей науки, производства. Это только потом усилия, предпринимаемые в этом направлении, получат звонкое название «перестройки», потом будет заявлено, что «перестраиваться» должно все общество, каждый коллектив и каждый человек».
   Сам Горбачев в своих многочисленных выступлениях того времени обычно обходил этот вопрос, ограничиваясь общими рассуждениями о том, что «перестройка назрела», общество было «морально готово» к ней, «в нашем народе, в партии уже давно копилась энергия революционных перемен». С этим трудно спорить. Действительно, существовала общая неудовлетворенность состоянием дел в стране, налицо было желание перемен. Но вот каких именно – об этом мало кто имел представление, в том числе и в партии.
   Да, КПСС всей своей массой живо откликнулась на идею перестройки, безоговорочно ее приняла и поддержала, нисколько не усомнившись в необходимости и правильности предложенных мер. Но поддержка эта носила скорее эмоциональный характер. Ни теоретически, ни практически партия не была подготовлена к перестройке. Да на первых порах никто и не поинтересовался ее научным обоснованием, программой, планом действий, даже конечной целью. Почему?
   Это уж потом, когда появились первые негативные тенденции, стали задавать вопросы: а куда мы собственно идем? А что это мы строим? А есть ли вообще четкий план перестройки? Вопросы эти задавали как беспартийные, так и коммунисты, причем не только рядовые, но и руководители разных рангов вплоть до секретарей ЦК (вспомните Лигачева), то есть представители той самой партии, от лица которой была начата перестройка.
   Другая причина безоговорочного принятия пущенной сверху идеи заключается в существовавших тогда нормах партийной жизни, тождественных армейским: приказ командира не обсуждается, а выполняется. А в данном случае и «командир» был новый и привлекательный, ему не просто подчинились, но подчинились с охотой.
   Вопрос об истинном инициаторе перестройки имеет принципиальное значение. Если десять лет назад это был вопрос о том, кому принадлежит слава, то сегодня это вопрос  о том, на ком лежит ответственность за все случившееся впоследствии. Выступив в 1985 году от имени всей партии, Горбачев в известном смысле обезопасил себя на будущее. Если бы перестройка удалась, лавры все равно достались бы ему, но когда она провалилась, виновной оказалась партия; ее, а не Горбачева и принесли в жертву.
Вопрос о том, кем и как  на самом деле задумывалась перестройка, принципиально важен и с другой точки зрения. Речь идет о той самой конечной цели и о программе действий. Никакой цельной программы перестройки ни в 1985 году, ни позже, ни партия, ни народ в глаза не видели. От пленума к пленуму, от выступления к выступлению Горбачев предлагал все новые и новые идеи, бесконечно дополняя и расширяя их общий список. Не закончив одного, брались за другое, а там уже маячило что-то третье и т.д.
   Действительно ли план перестройки стряпался по ходу дела, спонтанно, в зависимости от развития ситуации в стране? Тогда казалось, что да, так оно и есть, за что главным образом все и упрекали Горбачева и ЦК. Теперь, по прошествии времени, когда уже знаешь, чем дело кончилось, и начинаешь мысленно прокручивать события в обратную сторону, обнаруживаешь нечто совсем иное.
Оказывается, наше ощущение, что у перестройки нет четкого плана, было справедливо лишь применительно к той цели, которую все мы – по простоте душевной – подразумевали, то есть «улучшение жизни народа». Но если предположить, что цель была совсем другая, прямо противоположная, та, к которой мы сегодня и пришли, то все события последнего десятилетия очень даже укладываются в стройный и последовательный план, только это не план «улучшения социализма», а план его удушения. И если у перестройки с самого начала был такой план, то надо признать, что он удался.
   Такое предположение давно бытует в народе. Возможно, когда-нибудь оно и подтвердится, и тогда станет ясно, что и Горбачев был только марионеткой в чьих-то руках, только исполнителем чьей-то злой воли. Но если все это и не так, то вот что совершенно очевидно: КПСС в принципе не могла иметь такую цель и такой план перестройки.

Руководила ли КПСС ходом перестройки?

   Да, руководила. Первые три года. Начиная примерно с 1988-го, партию стали постепенно оттирать от руководства, инициатива стала как-то незаметно переходить к другим силам.
   На начало перестройки КПСС была единственной реальной политической силой, которая способна была воплотить эту идею в жизнь. Представьте себе на минуту, что в 1985 году КПСС уже не существовало. Можно ли было при этом условии начинать какое-либо преобразование в стране? Кто, кроме этой структуры, мог бы взять на себя всю организационную работу? Слабые, бесправные Советы? Далекие от власти и политики профсоюзы? Разрозненные и пассивные общественные организации? Кто? Напомню, что никакого «демократического движения» в стране еще не было, первые «неформальные», как их тогда окрестили, организации появились, кажется, году в 86-м.
   КПСС же была на тот момент самой мощной организационной структурой, пронизывающей все без исключения трудовые коллективы и все общество. Это была властная структура, следовательно, все ее установки носили не рекомендательный, а обязательный характер. В партии были сосредоточены в то время лучшие кадры. Каждый третий член КПСС был с высшим образованием, 43% - со среднетехническим образованием, 54% являлись специалистами народного хозяйства. Каждый второй кандидат наук и 70% докторов были членами КПСС. Всего же в партии, повторяю, состояло к началу перестройки 19,5 миллиона человек. С учетом еще существовавшей тогда партийной дисциплины и целой системы партийной ответственности это была сила.
   Ни одна из нынешних партий (которые почти все вышли из КПСС), ни одна из общественных организаций или государственных структур не располагает сегодня и малой долей этого человеческого ресурса.
Таким образом,  начиная перестройку, ее инициаторы имели в своем распоряжении более чем достаточный физический и интеллектуальный потенциал, хорошо организованную структуру и все  необходимые рычаги управления. Заметьте: я не говорю сейчас об идеологии, а рассматриваю партию как своего рода механизм, если хотите, инструмент для осуществления реформ. Независимо от того, какой именно план перестройки реализовывался – явный, социалистический, или же тайный, капиталистический, - КПСС была нужна, чтобы запустить процесс. Позже, когда маховик набрал обороты, от КПСС стали потихоньку избавляться.
   В первые годы перестройки Горбачев неоднократно делал заявления такого рода:
«Мы будем идти к лучшему социализму, а не в сторону от него…Ожидать, что мы начнем создавать какое-то другое, не социалистическое общество, перейдем в другой лагерь – дело бесперспективное и нереалистичное». «Разумеется, Советскую власть мы менять не собираемся, от ее принципиальных основ отступать не будем». «Конечная цель перестройки нам ясна. Это глубокое обновление всех сторон жизни страны, придание социализму самых современных форм общественной организации, наиболее полное раскрытие гуманистического характера нашего строя…» (из книги «Перестройка и новое мышление», 1987г.).
   До тех пор, пока курс преобразований намечался партией (в основном на пленумах), пока практической реализацией  этого курса руководили партийные комитеты на местах, перестройка удерживалась в рамках «социалистического выбора» и обещанного Горбачевым «улучшения социализма». Но как только бразды правления были отданы другим политическим институтам, в частности, Съезду народных депутатов СССР, перестройка как бы «сошла с рельсов» и дальше началась безумная гонка с крутыми виражами в некому не известном направлении.
   Почему это случилось?
Опять-таки, если иметь в виду «тайную» цель, то все закономерно: только устранив с политической сцены КПСС, другие (а именно антикоммунистические) силы смогли развернуть перестройку на 180 градусов и направить ее в прямо противоположную сторону – к капитализму (как оказалось – «ухудшенному»).
Но, допустим, никакого второго, «тайного» плана не существовало. Какое иное объяснение можно предложить? Искреннее заблуждение? Политическая недальновидность? Тактическая или даже стратегическая ошибка?
   Прослеживая в обратном порядке процедуру отчуждения партии от перестройки, мы обязательно упремся в июнь 1988 года, XIX Всесоюзную партийную конференцию, где Горбачев объявил о начале политической реформы.
   До этого главным содержанием перестройки была реформа экономическая. Уже внедрялись по всей стране бригадный подряд, хозрасчет и аренда, создавались кооперативы, вводилась госприемка. Но процесс шел туго, новшества приживались плохо, смысл их был понятен далеко не всем, особенно в самом низу, в трудовых коллективах. Нужны были еще большие усилия, терпение, последовательность и настойчивость чтобы эти новшества стали давать реальную отдачу и люди смогли бы убедиться в их преимуществах.
   Кто должен был вести эту кропотливую будничную работу – разъяснять, убеждать, организовывать, направлять и помогать? Конечно, партийные комитеты, первичные парторганизации. Больше некому. Уже появившееся на свет «неформалы», а позже «демократы» не шли ведь в трудовые коллективы и не занимались там изо дня в день внедрением новых форм хозяйствования. Они обретались совсем в других местах – на митингах, на страницах газет и журналов, на телеэкране, на заседаниях «круглых столов» и т.д. вся черновая работа досталась партии, а точнее сказать, партийным кадрам и активу – парторгам, секретарям первичек, райкомов и горкомов.
   Впрочем, кадры и работали, это было для них делом вполне привычным. Их работа во все времена в том и состояла, чтобы первыми усваивать новые задачи и поднимать людей на их выполнение. Так было и на этот раз, в партийных комитетах царили тогда особый подъем, вдохновение. Но была и какая-то нервозность, шедшая с верху, от ЦК.
   В 1986-1988 годах мне пришлось работать в аппарате Краснодарского крайкома КПСС. Первым секретарем у нас был Иван Кузьмич Полозков. Это потом из него сделали махрового «консерватора» и «антиперестройщика», а в те годы он добросовестно поддерживал Горбачева и все его начинания, старался развернуть махину кубанской экономики лицом к перестройке. И арендные звенья у нас тогда появились, и хозрасчетные бригады, и кооперативы (только крайком все добивался, чтобы они были производственные, а они почему-то были сплошь торгово-закупочные). Едва ли не первыми в стране на Кубани стали проводить альтернативные выборы директоров предприятий, начальников управлений и даже первых секретарей горкомов-райкомов. Представьте себе, что в зале бюро крайкома партии были установлены телекамеры и с заседаний велись репортажи на весь край.
   Все это, между тем, носило и некоторый оттенок кампанейщины, потому что из Москвы, из ЦК постоянно дергали: сколько у вас людей перешло на аренду? Сколько кооперативов зарегистрировано?
   Иногда казалось, что вся эта гонка, это нагнетание, эти назойливые призывы к «ускорению» нужны не для пользы дела, а для удовлетворения чьих-то амбиций там, наверху. Между тем, становилось ясно, что ускоряются не реформы – ускоряются деструктивные процессы в обществе.
   Хотя первый секретарь крайкома был членом ЦК, участвовал в работе пленума и бесконечных совещаниях, которые там проводились, чувствовалось, что даже он не всегда понимал, чего хочет от всех нас Горбачев, зачем предлагается та или иная акция. Это парадокс, но тот же Полозков был, насколько я помню, убежденным противником создания компартии РСФСР (хотя именно ему суждено было ее возглавить). «Неужели не понятно? – говорил он. – Это же развал КПСС!». Оказывается, был прав.
   Постепенно в партии начинало зарождаться сомнение в верности горбачевского курса, нарастало глухое несогласие с происходящим. Этому очень поспособствовала беспрецедентная кампания, развернутая против КПСС в средствах массовой информации. У нас еще будет возможность поговорить об этом подробнее, пока же отмечу лишь одно обстоятельство: пресса сыграла роль своеобразного детонатора в процессе отчуждения партии от перестройки: с одной стороны, настраивая (если не сказать натравливая) на партию общество, с другой – отталкивая определенную, довольно значительную часть членов КПСС от дальнейшего участия в преобразованиях.
   Тогда же в речах Горбачева впервые стали появляться мотивы противопоставления одной части коммунистов (реформаторов) – другой, которую он обозначил как «противников перестройки». Вместо консолидации партии, поиска взаимопонимания в ее рядах начался ее раскол в поиске врагов.
   В действительности же на том этапе – 1987-1988 годы – речь шла всего лишь о непонимании происходящего, о несогласии не столько с  идеей, сколько с методами ведения перестройки, и еще были все возможности для устранения этого, чисто психологического барьера между партийной массой и высшим руководством. На словах Горбачев не однажды подчеркивал, что перестройка опирается «на две могучие реальные силы – партийные комитеты и средства массовой информации», на деле же мнение партийных комитетов, первичных организаций им все больше игнорировалось, ориентировался же он все чаще как раз на прессу и на столичную интеллигенцию.
   Слабость партии проявилась в том, что ни тогда, ни позже она так и не сумела выразить ему открытый протест. Насколько мне известно, и Полозков, и некоторые другие секретари региональных комитетов партии пытались довести до ЦК мнение рядовых коммунистов, партактива, оспаривать какие-то решения, но – безуспешно. Настоящего сопротивления, организованной оппозиции в партии так никогда и не сложилось. Были недовольство, разочарование, растерянность, но и только. Даже тогда, когда стало окончательно ясно, что в ходе перестройки произошел коренной перелом и она разворачивается в сторону, противоположную от первоначально заявленной цели, даже тогда у партийных комитетов и у ЦК не хватило духу выразить недоверие генеральному секретарю и взять ситуацию под свой контроль.

Была ли опасность партийного бунта?

   И тем не менее опасность внутрипартийного «бунта» существовала, и, вероятно, это было одной из причин того, что КПСС стали целенаправленно отстранять от власти. Делать это можно было только одним способом, реформируя всю политическую систему государства.
   Но что означало реформировать политическую систему? Если отбросить все риторику на счет демократизации, это означало: перераспределить власть в государстве.
   На первом этапе (XIX-я партконференция) речь шла вроде бы лишь о том, чтобы поделиться властью с Советами, разграничить полномочия между партийными и государственными органами. Мирно, полюбовно. Партия, дескать, сосредоточится на кадровой и идеологической работе, а остальные, «несвойственные ей функции» передаст вновь создаваемым демократическим органам.
   Правда, сведущим людям уже тогда было ясно, что, например, Советы в регионах абсолютно не готовы взять на себя властные полномочия, так как у них нет для этого ни соответствующих структур, ни кадров, ни механизма управления той же реформой. В то непродолжительное время, в которое Советы официально считались высшей властью на местах (до августа 1991-го, когда в регионах были образованы администрации во главе с президентскими наместниками), экономике был нанесен серьезный урон – уже тогда реформы пошли на самотек, хозяйственный комплекс стал быстро терять управляемость. 
   Что касается власти наверху, то  I Съезд народных депутатов СССР, заявивший в июне 1989 года о принятии на себя всей полноты власти в стране, также не имел никаких рычагов для практического осуществления властных полномочий. Он мог шуметь, кричать, спорить, но не управлять страной.
   С появлением съезда «штаб» перестройки переместился со Старой площади сюда, в Кремлевский Дворец съездов. С этого момента уже не КПСС, а двухтысячное вече депутатов (88 процентов из них впервые были избраны в высший представительный орган страны) стало определять дальнейшую политику перестройки, причем происходило это под сильным давлением радикально настроенного меньшинства, образовавшегося на базе московской группы депутатов.
   Отсюда, с этого съезда, многое пошло. Листая стенограмму, отчетливо видишь, как настойчиво, шаг за шагом, гнула свою линию литовская депутация. Как намерено, обращаясь к Горбачеву, называли его «президентом», хотя до учреждения этого поста в СССР оставался почти год, как старательно лепился политический имидж Ельцина… Практически все зерна, брошенные на этом съезде радикал - демократами, дали свои всходы. Плоды мы пожинаем до сих пор.
   Но вернемся к судьбе партии. В течение 1989 -1991 годов инициативу в руководстве перестройкой, а также саму власть отбирали у нее пядь за пядью все новые и новые органы власти: сначала Съезд и Верховный Совет СССР, потом (март 1990-го) – президент СССР, вскоре – Съезд народных депутатов и ВС РСФСР (июнь 1990-го), наконец (июнь 1991-го), – президент РСФСР. Не забудем еще, что одновременно возникали органы власти, избирались президенты в союзных республиках, процесс суверенизации которых бурно пошел с объявлением политической реформы.
   Все происходившее тогда трудно назвать цивилизованным перераспределением власти. Ее рвали на части, на куски, отнимали друг у друга то хитростью, то силой.
   Итог по-своему парадоксален. В бытность у власти КПСС – партии единственной и правящей – она, власть, находилась все-таки в руках коллегиальных выборных органов – Политбюро, ЦК, выборных комитетов и бюро в каждой республике, области, городе, районе, трудовом коллективе. Считалось, однако, что такое устройство власти недемократично.
   Теперь, при истинных демократах, власть сосредоточена в руках одного человека, который не подчиняется никому. Нынешняя многопартийность - всего лишь пестрая декорация, на фоне которой действует не контролируемая никакой партией авторитарная президентская власть.
   Процедура смещения генерального секретаря была до смешного простой в сравнении с той, которая требуется сегодня для отстранения от власти президента России. Тогда достаточно было на пленуме ЦК внести предложение и дружно за него проголосовать. Другое дело, что на это так и не решились. Всегда находился кто-то (Яковлев, Лукьянов и др.), кто удерживал, отговаривал членов ЦК от этого шага. Но повторяю – возможность такая существовала всегда.
   Не пора ли признать, что при коммунистах демократии было больше?
   Заключительным этапом отчуждения КПСС от власти стала отмена 6-й статьи Конституции, вернее, ее изменение. Это означало, что у партии не остается никаких властных функций вне самой себя. При этом от «самой себя» тоже ничего не оставалось, так как последовала департизация производства, госучреждений, учебных заведений, силовых структур. Были резко сокращены партийный бюджет и штаты, в аппаратах партийных комитетов ликвидированы отраслевые отделы.
   Самый удивительный феномен того времени состоит в том, что именно низовые первичные парторганизации сопротивлялись роспуску; как могли, боролись за свое существование, в то время как высшее руководство партии ничего для этого не предпринимало, а из среднего звена кадры стали просто разбегаться. Рядовые коммунисты, оскорбленные предательством своих «вожаков», перейдя на полуподпольное существование, на своих собраниях исключали из партии Горбачева, Яковлева, некоторых местных лидеров. Наивные и запоздалые эти решения уже ничего не могли изменить. Тогда же стали возникать партгруппы по месту жительства, многие из них уцелели до сих пор и именно на их основе позже сформировались несколько новых компартий.
   Маленькое отступление. Прошлой осенью довелось мне побывать в станице Александровской в Кабардино-Балкарии. В совхозе «Александровский» до сих пор действует партийная организация из 112 человек, секретарем у них Евгения Ивановна Локаченко – как была, так и есть. Этакий островок социализма: совхоз  по – прежнему содержит школу, детсад, больницу, для жителей станицы все бесплатно. В сентябре в первый класс здесь пошли 100 детей, средний возраст рабочих совхоза - 34 года. В наше-то время у них урожай зерновых с гектара - 67 центнеров, поголовье сохранили и производят по 700 килограммов мяса и тонне молока в расчете на каждый гектар площадей. Все сыты, зарплату, пенсии исправно получают. Прямо не верится. 1 мая, 7 ноября и в День Победы у них бывает свой парад -  казаки, дети.
   Когда директору совхоза Ю.А. Шамахову сверху приказывали реформировать совхоз, он отвечал так:
   - Вот когда мы почувствуем, что эти реформы дают лучший результат чем тот,  которого мы уже достигли, тогда мы к вам сами придем, а насильно нас тащить не надо.
   У нынешней власти никаких выходов на низы, на трудовые коллективы, на массы нет. Президент может в лучшем случае опереться на своих наместников в регионах, а Федеральное собрание и такой возможности лишено – местные собрания и думы ему не подчиняются, никто ни за что не отвечает.
   Начиная с 1988-1989 годов, с первых альтернативных выборов, центр общественного внимания переместился из области развороченной уже экономики в сферу чистой политики. Не доведя до ума одно дело, взялись за другое. Экономическая реформа зависла в воздухе, зато начались политические битвы, которые не утихают до сих пор вот уже седьмой год.
   Так была ли политическая реформа, объявленная в СССР, необходимой и своевременной? Были ли готовы к ней партия, государство, общество? Сама жизнь уже ответила на этот вопрос отрицательно.

Поддавалась ли партия реформированию?

   Недавно столичные демократы отмечали маленький юбилей – пятилетие «Демократической платформы в КПСС». В очередной раз прозвучал тезис о том, что партия, дескать, «не поддавалась реформированию». Раньше мы слышали этот тезис из уст А.Н. Яковлева и Горбачева, оправдывавших таким образом ликвидацию партии.
   Правда ли, что КПСС не поддавалось реформированию?
   Начнем с того, что на протяжении своей истории партия  менялась, реформировалась неоднократно. Разве партия дореволюционного и послереволюционного периода – это одно и тоже? Конечно, нет. Разве сталинская ВКП(б) и хрущевская КПСС – это одна и та же партия? Этому вопросу можно посвятить целое исследование, и вывод его будет однозначным: партия никогда не была застывшим организмом, она менялась вместе с жизнью: менялись даже ее наименования, организационная структура, функции, менялись программы и устав, менялись прежде всего кадры.
   Что действительно оставалось неизменным, так это «руководящая роль» партии в обществе. Однако теперь, уже имея перед глазами опыт многопартийности и департизации, мы лучше, чем когда-либо, понимаем, что именно это условие позволило нашей стране осуществить такие грандиозные проекты, как коллективизация, индустриализация, освоение целины, Сибири, космоса, победить фашизм и прожить почти 50 лет без войны. Даже самые злые критики КПСС никогда не отрицали ее реальных достижений, ставя в вину партии лишь то, какой ценой, какими жертвами добывались победы. Но как быть, спрашиваем мы сегодня, с той ценой и теми жертвами, которые наше общество уже заплатило всего за четыре года демократизации?
   Возвращаясь к вопросу о реформировании, надо отметить, что при всей своей массе и неповоротливости КПСС была все же организмом достаточно мобильным, в принципе способным к саморегуляции. Застой произошел где-то в середине семидесятых.
   Если бы Брежнев вовремя ушел с поста генерального секретаря, омоложение руководства партии произошло бы давно, как раз в середине 70-х. А смена руководящего состава всегда влечет за собой перестройку, пусть не такую громкую, «революционную», как затеял, придя после череды старцев к власти, Горбачев, но все же – перестройку.
   Главная вина Брежнева и его окружения перед партией и народом в том и состоит, что они не ушли своевременно, не дали хода более молодому поколению, которое вместе с ними и состарилось на вторых, третьих, пятых ролях.
   По большому счету истоки застоя партии в этом. Перестройка могла начаться на десять лет раньше и, возможно, далась бы меньшей кровью и привела бы к совсем другим результатам.
   В то же время о мобильности партии говорит тот факт: что стоило только стать у руля КПСС сравнительно молодому Горбачеву (в 1985 году ему было 54), как в довольно короткий срок сменился и не один раз весь соствав Политбюро, секретарей ЦК, руководителей партийных организаций в регионах.
   Приведу в пример опять-таки Краснодарский края. При Брежневе в течении почти 10 лет краем бессменно руководил С.Ф. Медунов. За те 13 лет, что прошли после его снятия с должности первого секретаря крайкома, на Кубани поменялось уже 8 (восемь!) «первых лиц».
   В партийные аппарат пришли тогда 25-30-летние люди, уже в силу своего возраста готовые к новым, демократическим формам и методам работы. Но, видимо, необходимо было тотальное обновление, внеочередная отчетно-выборная кампания в партии, внеочередной партийный съезд, чтобы сменить весь состав выборных органов – от первичек до ЦК. Кстати, многие коммунисты высказывали такое предложение, но не были услышаны.
   За все время перестройки состоялось два съезда КПСС – XXVII (в 1986 году) и XXVIII (в 1990 году). Вышло так, что первый из них прошел слишком рано, когда в партии и в обществе было еще все спокойно, а второй – и последний в истории КПСС – слишком поздно, когда партия уже практически потеряла власть. К тому времени компартии союзных республик уже объявили себя суверенными, и XXVIII съезд стал, по сути, съездом конфедеративной партии, неспособной ставить общие цели и решать общие задачи.
Между этими двумя съездами партия была фактически уничтожена, августовские события 1991 года послужили лишь удобным поводом для окончательной ее ликвидации.
   Но существовала ли вообще программа реформирования КПСС? Да, существовала, Горбачев обнародовал ее на той же XIX Всесоюзной партконференции. Главной ее идеей была демократизация всей внутренней жизни КПСС. Если бы эту программу успели реализовать, мы, возможно, имели бы сегодня крепкую, вполне демократичную, обновленную политическую партию. Но реализованы были почему-то в основном те мероприятия, которые не укрепляли, а ослабляли партию.
   Особый вред нанесла буквально навязанная Горбачевым идея совмещения постов первых секретарей и председателей Советов. Это была хитрая ловушка. Лучшие, наиболее опытные кадры выманили таким образом из партийных органов в Советы. Но когда они оказались перед выбором: оставаться ли в партийных органах или окончательно перебираться в Советы (после отменяя 6-й статьи совмещение постов стало невозможным), сам ЦК рекомендовал: уходите в Советы. Там они и погибли, в переносном, конечно, смысле, поскольку погибли сами Советы. Произошло таким образом колоссальное распыление кадров в партии, а по сути – устранение их от дел.
   Партия могла и должна была реформироваться. Кстати, многие коммунисты соглашались тогда с Б. Ельциным, который говорил, что КПСС надо было начинать перестройку с себя.
   Возможно, на том этапе политическую реформу стоило сосредоточить именно на реформировании КПСС, но таком, которая бы ее укрепила, а не разрушила. Не исключено, что в ходе этого реформирования на базе КПСС сложилось бы две партии, ведь раскол реально существовал, вспомните Демплатформу и Марксистскую платформу в КПСС. Но тогда это были бы две крупные партии, которые могли бы, конкурируя между собой, пойти на выборы.
   КПСС не дали реформироваться, сознательно затягивая свободные выборы в ней, проводя меры на подрыв, а не на укрепление и демократизацию ее основ. Предательский уход Горбачева после Фороса, позорный самороспуск ЦК, мучительная и неприглядная агония, которую прервал указ Ельцина о запрещении КПСС…
   Таков бесславный конец некогда могущественной правящей партии.

Февраль 1995 г.