Глава 14. Ария московского гостя

   В редакции городской газеты «Вечерний звон» Зудин объявился на исходе дня, когда номер уже был подписан, и сотрудники занимались кто чем — одни играли на компьютерах в покер, другие болтали по телефону, какие-то девицы смотрели очередную, 1146-ю серию «Санта-Марии», возмущаясь тем, что время показа опять переменили. Сева Фрязин, сидя на подоконнике, читал журнал «Новый Огонек», а двое молодых долговязых сотрудников курили в просторном холле и спорили о том, кто победит на предстоящих в ноябре губернаторских выборах. Один говорил — Твердохлеб, а другой — Гаврилов. И тут по редакции пронесся слух, что приехал Шкуратов и привез с собой какого-то крутого, наверное, спонсора, видели с балкона, как они вышли из машины и вошли в подъезд. Все сразу подоставали бумаги и сделали вид, что работают над материалами.
   Через минуту в коридоре действительно появился Вася Шкуратов — в тесном костюме-тройке, с всклокоченной головой и рыжеватой бородкой, которая ему совершенно не шла. За ним, с интересом оглядывая помещение, шел загорелый и элегантный человек в светлом летнем костюме и модных узких очках. Они проследовали в кабинет редактора, куда еще через несколько минут был подан кофе, после чего молоденькая секретарша в очень короткой юбочке бегом пробежалась по редакции и объявила, что всех, кто на месте, просят пройти к редактору, будет встреча с интересным человеком. Народ с любопытством потянулся в кабинет Шкуратова. Каково же было удивление Севы и нескольких других бывших сотрудников несуществующего «Южного комсомольца», когда они увидели вальяжно развалившегося в кресле Зудина.
   — Вот, прошу! — сказал, напряженно улыбаясь, Вася. — У нас в гостях!
   Молодые сотрудники и особенно сотрудницы с интересом стали разглядывать явно столичного гостя и очень удивились, когда Сева Фрязин с ним по-свойски обнялся. Постепенно все расселись, и Шкуратов завел длинный рассказ про газету, как она выходит, да какой у нее тираж, да какие отношения с властями. Потом сел на своего любимого конька и стал жаловаться на то, что из городского бюджета почти ничего не дают и приходится больше половины газеты забивать рекламой... Зудин слушал с притворным вниманием, поглядывая на сотрудников и время от времени кому-нибудь улыбаясь.
   — Ну а теперь давайте попросим Евгения Алексеевича, — сказал, наконец, Шкуратов, — как вы знаете, а если кто не знает, то вот я вам рассказываю, что Евгений Алексеевич был в свое время народным депутатом России от нашей области, затем работал в аппарате правительства, а этим летом непосредственно участвовал в предвыборной кампании президента, так что рассказать есть о чем, и вопросы, я думаю, тоже возникнут. Просим!
   Зудин обвел глазами аудиторию:
   — Так может быть, сразу вопросы?
   — Нет-нет, ты... вы нам сначала расскажите в общих чертах, — возразил Вася.
   И Зудин стал рассказывать. Поначалу получалось довольно скучно и общеизвестно, но в какой-то момент он увлекся, его даже понесло, и он уже сыпал налево-направо громкими именами, слыша которые, сотрудники многозначительно переглядывались, а Вася уважительно кивал головой, как бы говоря: «Как же, как же, знаем!» Выходило из Зудинского рассказа, что он лично знаком со всеми министрами, включая силовых (на чем он почему-то особенно настаивал), вхож к самому премьеру, а про первого вице- и говорить нечего, у него с ним очень доверительные отношения, «ну просто очень доверительные», — повторил Зудин, и Вася еще уважительнее закивал головой.
   — Я сейчас только из Парижа...
   — А что ты там делал? — вдруг брякнул Сева Фрязин, во все время разговора сидевший, сложа руки на груди, и слушавший Зудина с иронической ухмылкой.
   Зудин смешался.
   — Вообще-то я отдыхал... но у меня было и поручение, — зачем-то соврал он. — От МИДа. Но об этом, по понятным причинам, я не могу распространяться.
   — Конечно, конечно, — сказал Вася и с укоризной посмотрел на Фрязина.
   — А к нам чего? — не унимался тот.
   Зудин бросил на Севу короткий холодный взгляд, успев отметить про себя, что тот сильно сдал и выглядит почти стариком. Неужели с ним до сих пор носятся, как с несостоявшимся гением?
   Но с Севой давно никто не носился. Если в «Южном комсомольце» у него был свой кабинет и по крайней мере один подчиненный ему корреспондент, то в редакции «Вечернего звона» он не имел не только подчиненных, но даже кабинета. Впрочем, здесь не было и отделов, а каждый сотрудник работал сам по себе, в свободном поиске. Поскольку никаких обязательных направлений в газете теперь не существовало, искать надо было только одно — сенсацию. На любую тему и в любом месте, что и делали сотрудники, рыская по городу, отираясь главным образом в мэрии, маленькой городской думе, состоящей всего из 25 депутатов, а также в многочисленных банках и офисах разных фирм с преимущественно непереводимыми названиями. Все городские сенсации носили, как правило, скандальный характер, и журналисты наперегонки упражнялись в пережевывании и смаковании подробностей, при этом не возбранялось копание в частной жизни известных в городе личностей и сочинение собственных версий того, что не удавалось узнать наверняка. Уже не раз на газету подавали в суд, но как только это случалось, в «Вечернем звоне» поднимали такую волну, что истцы и не рады были, что связались, в результате газета обычно выигрывала и еще срывала с несчастных приличный куш в возмещение якобы нанесенного ей морального ущерба.
   Сева не получал в редакции зарплаты, а числился на гонораре, но поскольку писал он крайне редко и мало, то и платили ему тысяч по пятьдесят за материал, не больше, так что жил он все время в долг и все порывался уйти совсем, но уходить, несмотря на обилие газет, было фактически  некуда — он уже перебывал почти во всех теперешних редакциях, и везде было то же самое. Он ходил на работу нерегулярно, а так, по настроению, и когда появлялся в редакции, то болтался по кабинетам, пристраиваясь за свободный в данный момент стол, чтобы просто посидеть, потрепаться, узнать последние новости, а если писал, то дома, мучительно выдавливая из себя слова и фразы и еле-еле дотягивая заметку до конца. Писать Севе было не о чем. К тому, что происходило в политической жизни Благополученска и вокруг чего кормилась целая стая молодых, но уже злоречивых журналистов, он оставался по-прежнему равнодушен и даже удивлялся той остервенелости,  с которой  они набрасывались на любую мало-мальскую новость из местных коридоров власти. Писать же про бедствующих граждан ему тем более не хотелось, да он и не умел. Правда, экстремальные ситуации, в которых он считался раньше большим специалистом, случались теперь на каждом шагу — в последнее время стали на удивление часто падать самолеты, сталкиваться поезда и разрываться трубы газопроводов, так что становилось даже уже неинтересно. Севу отталкивала необходимость искать и описывать причины того, почему вдруг стало рушиться и разваливаться все, что раньше исправно функционировало. То ли дело стихия! В ее проявлениях было что-то загадочное, неподвластное человеку, фатальное. Разбираться же в последствиях катастроф, сотворенных руками людей, Севе было скучно. Тем более не привлекали его случавшиеся так же часто взрывы в чьих-то офисах или расстрелы прямо на улице, среди бела дня иномарок с крутыми пассажирами и их телохранителями. Тут уж его отпугивала криминальная подоплека, разбираться в которой он был не мастер. К тому же молодая газетная братия все равно легко опережала его, успевая на место любого происшествия даже раньше милиции, пожарников и «скорой помощи». Тягаться с ними было бессмысленно, Сева и не пытался.
   Разглядывая сейчас московского гостя, он испытывал смешанное чувство удовлетворения (в некотором смысле он мог считать Зудина своим учеником и, значит, имел повод гордиться, что ученик этот так далеко продвинулся) и неприязни — Сева видел, что тот не слишком настроен вспоминать прежние отношения, а напротив, всячески демонстрирует свое теперешнее превосходство, к тому же врет напропалую, чего Сева на дух не выносил.
   — Зачем к вам? Хороший вопрос, — сказал Зудин покровительственно. — Я, собственно, ради этого и попросил Василия Михайловича о встрече.
Дальнейшее внесло в головы сотрудников «Вечернего звона» довольно большое смятение. Зудин повел речь о некоем проекте, связанном с предстоящими губернаторскими выборами (тут все очень оживились). Сначала он походил вокруг да около, порассуждал о количестве кандидатов и их шансах на победу, удивив и здесь аудиторию своей осведомленностью.
   — Кстати, я вчера был у вашего губернатора, мы ведь с ним старые приятели, так что секретов друг от друга не держим, и я ему прямо сказал: его шансы минимальные, я бы на его месте просто снял свою кандидатуру или вообще не выдвигал.
   — Почему это? — обиделся за Гаврилова долговязый журналист, который час назад спорил в холле.
   — Видите ли, молодой человек, политика — это вещь безжалостная... — тут Зудин снова пустился в нудные рассуждения, впрочем, не сказал ничего нового и конкретного.
Теперь уже насторожился сам Вася Шкуратов.
   — Так в чем состоит проект, Евгений Алексеевич? — спросил он.
   И тут Зудин объявил, что в Благополученской области планируется (кем планируется — об этом он умолчал) издание на период выборов специальной газеты, которая призвана будет правильно сориентировать избирателей и не допустить прихода к власти...
   — Скажем так, людей недостойных...
   — Это коммунистов, что ли? — спросил кто-то.
   — Ну вот видите, все вы правильно понимаете, — похвалил Зудин.
   Дальше он так расписал будущее издание, что все только рты разинули. Оказалось, что речь идет о 12-страничной газете, притом многоцветной, которая будет печататься на финской бумаге «и не здесь» (где — об этом Зудин также умолчал). Когда же он назвал предполагаемый тираж, поднялся недоверчивый шум и даже смех раздался.
   — Миллион? — переспросил Вася. — Да у нас все тиражи вместе взятые на триста тысяч не тянут.
   — Я вам не сказал еще самого главного, — улыбнулся Зудин. — Распространяться газета будет бесплатно. Поняли? Бес-плат-но! А бесплатно можно и пять миллионов откатать — на каждого жителя области по экземпляру.
   — И кто заказывает всю эту музыку? — мрачно спросил Сева. — Я имею в виду — кто платит?
Зудин пустился в длинное, путаное объяснение, из которого выходило, что есть некие люди, очень заинтересованные в том, чтобы такой важный регион, как Благополученская область, остался «в зоне влияния реформаторов», и эти люди — с ведома и при поддержке самих реформаторов — готовы вложить в принципе любые деньги для достижения этой цели. Такое вот витиеватое получилось объяснение, но все примерно поняли, о чем речь.
   — Ну, допустим. А как вы собираетесь распространять такой тираж? Это ж просто невероятно... — усомнился редактор «Вечернего звона», а уж он-то имел представление как о тарифах на услуги связи, так и о количестве почтальонов в городе и области.
   — Это технический вопрос, этим будут заниматься другие люди. Меня же интересует содержательная сторона дела. Учтите, бесплатной газета будет только для избирателей, а для тех, кто будет в ней сотрудничать, то бишь для нас с вами (он так и сказал «нас с вами» — как о решенном) — очень даже платной. Я вам скажу откровенно, что те журналисты, которых мы пригласим, смогут заработать очень приличные деньги. Просто очень приличные, — тут он чуть понизил голос и даже вперед подался. — Между нами говоря, выборы это вообще такая вещь, где одни выигрывают, другие проигрывают, а третьи — зарабатывают. Уж поверьте мне.
   — Да, да, знаем... — сказал Вася растерянно. — Но мне одно непонятно: на кого эта газета будет работать? Я имею в виду из кандидатов. Если ты... вы говорите, что Гаврилова в Москве не хотят, а уж Твердохлеба — тем более, то на кого же тогда? У нас ведь и нет больше никого, — он даже руками развел в недоумении. — Остальные кандидаты просто непроходные.
   — Хороший вопрос, — опять похвалил Зудин. — У вас будет кандидатура, и очень сильная. Совсем скоро вы о ней узнаете.
   Все разом загалдели:
   — Кто? Кто?
   — Из наших или из Москвы?
   — Ну хоть намекните!
   Но Зудин только улыбался загадочно и качал головой.
   — Я бы не хотел раньше времени называть... Да и дело ведь не в фамилии, но речь, безусловно, идет о человеке реформаторских убеждений. Это самое главное, о деталях — потом.
   Вася Шкуратов ощутил острое любопытство и одновременно тревогу. Тревога пересилила.
  — Так ты что же, хочешь у живого редактора увести журналистов, что ли? Перекупить? Или ты предлагаешь нам закрыть на время выборов свою газету и начать выпускать эту самую, про которую ты тут рассказывал?
   Зудин сделал невинное лицо и сказал как будто даже обиженно:
   — А это как хотите. Я вам предложил — а вы решайте. Можете и закрыть. (При этих словах лицо у Васи пошло красными пятнами.) Между прочим, я мог бы пойти в этот, как он теперь называется? «Свободный Юг»? Но я, заметьте, пришел с этим предложением к вам. Я полагаю, что за те деньги, которые даются под этот проект, а деньги, повторяю, бо-о-ль-шие, и, разумеется, в долларовом исчислении, желающих сотрудничать найдется в Благополученске более, чем достаточно.
   Вася ерзал и тревожно поглядывал то на Зудина, то на своих сотрудников, словно желая удостовериться, что они не встанут и не побегут сию же минуту за этим человеком, которого он привел на свою голову в редакцию, о чем уже десять раз пожалел.
   Вася Шкуратов успел более или менее приспособиться к новой жизни, он оказался очень энергичным и старательным редактором, не лез в политику, прямо не примыкал ни к левым, ни к правым, а упирал больше на обустройство своей редакции, под которую городская мэрия после настойчивых Васиных хождений по кабинетам выделила небольшой, но вполне приличный особнячок. Раньше в нем помещался ведомственный детский сад, но его закрыли по причине отсутствия у ведомства средств на его содержание. С помощью одному Васе известных спонсоров в особнячке сделали евроремонт и сюда вселилась шумная и разношерстная редакция, наполовину состоящая из бывших сотрудников «Южного комсомольца», а наполовину из подросших как раз в эти годы и воспитанных на новых, в основном скандальных публикациях и телепередачах молодых журналистов. Материалы, которые писали его сотрудники, Вася почти не читал и о содержании своей газеты имел весьма смутное представление, так как занимался в основном хозяйственными делами. Вася Шкуратов обустраивал редакцию с любовью, как собственный дом, добывал мебель, ковровые покрытия и даже люстры, мало подходящие к деловому помещению, зато создававшие впечатление красоты и достатка, что должно было, по мысли Васи, производить благоприятное впечатление на рекламодателей. Он много работал сам и держал в черном теле своих сотрудников, не давая им переносить сюда нравы и привычки старого «Комсомольца». Очень скоро у основательного и трудолюбивого Васи вырос на базе небольшой вечерней газеты целый издательский дом, названный, естественно, «Шкуратов и К°», и печаталась разнообразная продукция, начиная с рекламных приложений и кончая календариками и визитками. И вот теперь, когда его детище уже начинало твердо становиться на ноги, является этот столичный хмырь и пытается нагло соблазнять его сотрудников.
   — Что касается вашей газеты, — сказал Зудин примирительно, — то в случае, если и она поддержит этого кандидата, многие проблемы, о которых Василий Михайлович тут рассказывал, можно будет решить с помощью наших спонсоров. Так что подумайте, взвесьте. Я оставлю Василию Михайловичу свои координаты, кто надумает— звоните, — и он привстал, давая понять, что разговор на этом окончен.
Журналисты покидали редакторский кабинет в большом оживлении и тут же стали собираться кучками — обсуждать услышанное. Зудин еще на несколько минут задержался у Шкуратова, и тот, конечно, попытался наедине выведать у него, о каком же таком таинственном кандидате идет речь, намекнув, что его личное решение — участвовать или нет в Зудинском проекте — будет зависеть только от этого. Но Зудин не поддался.
   — Всему свое время, — сказал он и дружелюбно похлопал Васю по плечу.