Летняя проза как жанр

 Обозрение С.К. #116  от 31 июля 2002 г.
(«Русский журнал» в Интернете)

В летних номерах журналов две подчеркнуто летние публикации - «На курорте. Сочинские истории» Светланы Шишковой-Шипуновой («Знамя», №6) и «Садовое товарищество. Рассказы» Марии Лосевой («Новый мир», №7).
…Свою подборку прозы Шишкова-Шипунова начинает рассказом «Ужин в «Христофоре», где в обрамлении эталонно-курортной атрибутики (летняя терраса ресторана, красное вино, музыка, вид на море, паруса, набережную и загорелых, беззаботных отдыхающих) происходит размышление писательницы, о чем и как писать, чтобы было про Сочи. «Сочинское дело» (Медунов и К), Президент на фуникулере, громкая история про местного кладоискателя - все это отметается, как чересчур серьезное. Автору хочется просто - про жизнь и про быт курортного города. И потому далее следует собрание разностильной, разножанровой короткой прозы - запись разговоров сочинцев, городские байки, легенды про высокопоставленных отдыхающих, детективный рассказ, психологический рассказ, бытописательские этюды и т.д. Все это скреплено интонацией, присутствием повествователя и - своеобразной сочинской атмосферой.
Которая - атмосфера - выстраивается не сразу.
Поначалу кажется, что автор полностью сосредоточен на курортной экзотике, в общем-то ожидаемой, как, скажем, в рассказе «Испорченный отдых», где семья сочинцев мечтает о том, чтобы пожить в санатории и отдохнуть, наконец, на море, а не заниматься приемом, обустройством и развлечением бесконечных родственников и бывших однокурсников; дело в том, что сами сочинцы на море бывают редко, потому как летом, пока сезон, надо зарабатывать, а зимой уж тем более, жить-то надо (рассказ «Педикюрша»), ну и, соответственно, сочинские дети на вопрос, кем ты хочешь быть, когда вырастешь, отвечают: отдыхающими. Отчасти ожидаемым является и мотив госноменклатуры, отдыхающей в Сочи. Но только - отчасти.
Неожиданное в этих как бы непритязательных экзерсисах накапливается постепенно. Воссоздавая атмосферу города, автор намечает некие точки опоры, так сказать, свою «социально-психологическую географию», в которой центром и, естественно, точкой обзора становится Сочи. Иерархия жизненных и житейских ценностей сочинца становится в ее прозе той нормой, которой они меряют весь остальной мир.
Вторжение в «мир Сочи» «больших людей» из остального мира ничего не меняет. Это они где-то там большие, а здесь это еще нужно доказывать. Что удается не всем. Вот, скажем, байка про отъезд могущественного кремлевского чиновника, на поверку оказывающегося мелочным и мстительным  («Сетка с грушами»). Но собственно разоблачительный пафос, автоматически полагающийся к подобным сюжетам, для автора не самый актуальный. Ему интересно другое. Попадая в сочинские истории, эти люди из своего виртуального существования поднимаются до уровня почти реальных персонажей реальной жизни. И соответственно, с историей и  историческими персонажами у сочинцев отношения вполне домашние, доверительные. В рассказе «Легенда о призраках», скажем, перечисляются всякие испуги и фобии, которые, по легенде, наживают нынешние правители, оказываясь на дачах своих предшественников. И эти всесильные, казалось бы, люди оказываются на редкость уязвимыми - уж очень их легко сковырнуть. Как несчастного Хрущева, который не любил отдыхать на бывших сталинских дачах и все рвался на свою собственную, в Пицунде. Она-то и оказалась для него самым горьким в жизни местом. Как и Форос для Горбачева, где он пытался укрыться от мстительных призраков. Городской фольклор, воспроизводимый в рассказе, аранжирует эту тему хладнокровной и как бы даже чуть снисходительно-сочувственной интонацией сочинца, наблюдающего за своими несчастными, неприкаянными правителями и размышляющего над феноменом их изначальной неприкрепленности к нормальной жизни.
Ну а психологически этот мотив проработан в рассказе «Попугай по имени Фриц», про бывшего двойного агента (ГДР и СССР), с женой и любимым попугаем живущего (укрывающегося) в Сочи.
Из Сочи вообще многое видно, как свидетельствует рассказ «Несчастный случай». Рассказ про очень странную смерть отдыхающего в военном санатории; по жанру это как бы детектив, но самое сильное в нем сюжетно - это отсутствие полагающейся в детективе сюжетной разгадки. Читатель так и не узнает, самоубийство ли то было, убийство или нелепая случайность. Да и неважно это. Важно, что по нынешним временам для некоторой категории сограждан, вовлеченных в «большую жизнь», экстремальной, а иногда и непосильной оказывается как раз ситуация «расслабления».
Иными словами, именно здесь, на «периферии» большой жизни, может быть, и есть самое интересное для писателя - очевидная, но до сих пор непривычная для нашей литературы мысль…
                                                                                       

Сергей Костырко