Герои Донбасса и СВО

ПЧЁЛКА

рассказ волонтера

В Юнармейском штабе

Меня всегда восхищали люди, способные на большой, смелый поступок, готовые рисковать, жертвовать собственным комфортом и даже жизнью ради высокой цели. Сейчас мы видим таких людей на воюющем за свободу Донбассе. Это не только военные, но и гражданские, которые едут туда добровольцами, волонтерами, врачами, строителями.

Быть за проведение военной спецоперации на словах, не отходя от домашних телевизоров, – это одно, а реально что-то делать, помогать, участвовать – это совсем, совсем другое. 

Но, скажу честно: я никак не ожидала встретить таких людей у нас в Сочи.

Вдруг мне рассказали о женщине, которая с 2016 года руководит сочинским отделением «Союза добровольцев Донбасса», собирает и отправляет гуманитарную помощь, сама ездит в зону боевых действий. У нее и позывной есть – Пчёлка. 

Рассказывая, предупредили: «Только она это… немножко сумасшедшая».

Тем более интересно! Мне захотелось увидеть эту женщину, расспросить. Не каждый живущий на берегу теплого моря, среди пальм и прочей южной красоты, станет обременять себя такой хлопотной и небезопасной деятельностью.  

Она назначила мне встречу в районе Адлера, на территории санатория «Известия», где базируется военно-патриотический и спортивно-оздоровительный центр «Юный армеец», которым она руководит. Значит, она еще и с подростками занимается! Стрельба из пневматики, сборка-разборка автоматов, работа с оружием, метание ножей, спортивная подготовка, походы. Обычно такие занятия ведут мужчины. А тут навстречу мне вышла очень высокая, крепкого сложения, светловолосая и голубоглазая женщина с лицом настоящей русской красавицы и с первого взгляда угадываемым мужским характером. На футболке у нее было написано: «Новороссия», а на бейсболке – «Вежливые люди». Сразу понятно, с кем имеешь дело.

Зовут ее Ольга. Ольга Николаевна Захран. На вид – лет 35-40, а оказалось – 50. В таком возрасте уже можно дома сидеть и внуков нянчить. Но внуков пока нет. А не ездить на воюющий Донбасс она не могла. Почему? Ну, во-первых, она родом оттуда, из Луганской области. А во-вторых… 

Впрочем, пусть она сама обо всём расскажет.

- Я родилась в СССР. Меня всё устраивало. И я не понимала, почему вдруг оказалась в другом государстве. Донбасс всегда говорил по-русски, и все мы считали себя русскими. В 1992 году на Украине была перепись населения. Пришли к нам домой две девушки, спрашивают: кто вы по национальности? Мы говорим: украинцы. Я ведь на 75% украинка, и фамилия наша – Адаменко. У меня только одна бабушка была русская, из Курской области. Они спрашивают: какой ваш родной язык? Мы говорим: русский. Они: как так? Это неправильно! Вы – украинцы, и ваш родной язык должен быть украинский! А мы (мама, папа и я) отвечаем: нет, наш родной язык – русский. Если я с рождения говорю на русском и думаю на русском, то какой язык мне родной?! 

Мы жили в Красном Луче, это второй город после Луганска, но в те восемь лет, что Донбасс обстреливали, он был как бы в тылу, пострадал, но не сильно. Люди у нас говорили, что это души погибших в Великую Отечественную защитили наш город. У нас ведь фашисты больше двух тысяч человек мирного населения уничтожили за время оккупации с июля 1942-го по сентябрь 1943-го. Причем, оккупантами здесь были не только немцы, но и итальянцы, и венгры. Живых людей в шурфы шахт сбрасывали. За то, что отказывались добывать уголь для фашистов, больше 500 человек шахтеров с женами и детьми сбросили в шахту «Богдан», на глубину 120 метров.  

При отступлении фашисты все разгромили – заводы, жилые дома, электросети, водоканал, шахты затопили… 

Сегодня укрофашисты точно так же делают, а может, и еще хуже. 16 июня 2022 года две «Точки-У» ударили по нашему городу, уничтожили завод «Красный Луч», две улицы полностью сгорели. Через неделю, 24 июля, нанесли удар по центру города реактивной системой HIMARS. Уничтожили гостиницу «Красный Луч» и несколько соседних с ней домов, часть центрального рынка. Много людей погибло и пострадало.

Я часто думаю о своем отце. Он был коммунистом и патриотом до мозга костей, очень тяжело переживал все, что происходило в девяностые годы. А того, что сейчас творится, он бы просто не пережил, и хорошо, что он всего этого не увидел. Папа умер в 2000-м, трех месяцев не дожил до 61 года. Он был главным механиком управления по тушению горных отвалов. А родом – из поселка Боково-Платово. Этот поселок еще Екатерина Вторая в XVIII веке подарила двум казакам – Бокову и Платову – за заслуги перед Россией. Красивое старинное место. Там все предки отца похоронены. В Великую Отечественную 13 человек из рода Адаменко погибли, их имена выбиты на памятной стеле, и даже есть улица имени Адаменко. А в Красном Луче, хоть это небольшой город, 26 Героев Советского Союза! 

Маму я забрала к себе, в Сочи, в апреле 2014 года, когда стали бомбить Славянск, он от Красного Луча всего в двух часах езды. Мама всю жизнь работала учительницей русского языка и литературы, преподавала этику и эстетику. Она наполовину русская. Два года прожила со мной в Сочи, потом вернулась домой, уже не на Украину, а в Луганскую народную республику. А в начале 2022 года, как будто предчувствуя что-то, я снова забрала ее к себе. Это было 22 февраля, за два дня до начала спецоперации, и пока она идет, мама будет со мной. 

Но на Украине осталось много моих родственников. Одни – пророссийские, другие – проукраинские. С одними я поддерживаю отношения, с другими – уже нет. Для нас эта война – гражданская. И те, кто остался на Донбассе, все воюют – двоюродный брат, кум, отец кума, друзья... 

В 2014-м мы все ждали, что у нас будет, как в Крыму. В мае референдум провели. Тогда 95% в Луганской области проголосовали за независимость от Украины. Мы при этой власти действительно чувствовали себя в оккупации. А те 5 %, которые не проголосовали, это, скорее всего, выходцы с Западной Украины, потом есть же смешанные браки, там вообще трагедия…  

Мы всегда были для них чужими. И мы всегда, еще в советское время, называли их «бандеровцами», а они нас – «москалями» или «кацапами». Я помню, как в 1987 году была во Львове, ехала в автобусе и попросила какую-то женщину закомпостировать мне билет, по-русски попросила, вежливо. Она на меня с такой ненавистью зыркнула и не взяла билет, пока я не повторила свою просьбу по-украински: «будь ласка…». Этот случай глубоко врезался мне память, ведь все мы жили тогда в Советском Союзе, и для меня, 16-летней девчонки, было непонятно, откуда вдруг такая ненависть к русскому языку. 

Когда Путин объявил о признании ДНР и ЛНР, я плакала. От радости, да, ведь это огромное, долгожданное счастье! Но и от обиды: ведь сколько ребят погибло за эти восемь лет! А потом, когда объявили эвакуацию, люди испугались, подумали, что раз эвакуация, значит, русские уйдут. И если бы так случилось, это означало бы, что все наши жертвы за восемь лет были напрасными. Слава Богу, не ушли, защитили, и теперь всё у нас будет хорошо. Будем с Россией.

…Здесь я прерву рассказ Ольги и коротко расскажу о ней самой. Человек она очень активный, характер у нее лидерский. В добрые времена запросто могла бы стать хорошим руководителем, но ей выпало начинать взрослую жизнь в девяностые годы, да еще на Украине. Училась она много, но по очень разным специальностям. Сначала в Краснолучевском СПТУ на портниху, потом в Волгоградском техникуме – на техника-технолога швейного производства. Но хотелось большего, и она поступила в Алчевский горно-металлургический университет, на самую ходовую в те годы специальность «менеджмент-маркетинг». Окончить не удалось, так как денег в семье хватило только на первые два курса. Зато успела выйти замуж за студента из Палестины по фамилии Захран. Брак оказался коротким, всего четыре года, от него остались необычная фамилия и дочь Лейла. После развода махнула на Дальний Восток, где жила родная тетя. Думала погостить немного, но задержалась на двенадцать лет. Там и завершила свое высшее образование, поступив на третий курс юридического факультета Дальневосточного госуниверситета. Получила российское гражданство, купила квартиру в городе Артем, забрала туда маму и дочку. Работала в прокуратуре, потом – в авиакомпании «Владивосток Авиа». В 2012 году эта компания обанкротилась, Ольга осталась без работы. 

Вернулась в Красный Луч, а там уже все не так, как было. Впервые услышав на улице, как незнакомая женщина громко «размовляет» по-украински, почувствовала себя словно в чужой стране. Решила вернуться в Россию. Но куда? В Москву? В Ростов? В Краснодар? Ни родных, ни знакомых нигде нет. 

Она выбрала Сочи. Возможно, на этот выбор повлияло одно детское воспоминание. В 1986 году Ольга с отцом путешествовали на теплоходе «Адмирал Нахимов» (ровно через год он затонул) из Одессы в Батуми. И как раз в Сочи они с отцом отстали от теплохода, опоздали, он уплыл без них. Натерпелись тогда, говорит Ольга, кое-как добрались до Одессы на катере «Таджикистан». Тем не менее, о Сочи у нее остались самые хорошие воспоминания. 

А теперь этот город был на слуху, готовился принять зимнюю Олимпиаду 2014 года. Поехала, посмотрела, понравилось всё – природа, климат, общая атмосфера. Решилась купить здесь квартиру, привезла дочь с Дальнего Востока.  Но маме хотелось жить поближе к родне, и она осталась в Красном Луче.

В Сочи была в разгаре олимпийская стройка, везде требовались люди. Ольгу взяли ведущим специалистом по договорной работе в энергетическую компанию, строившую электроподстанции для олимпийских объектов. Объекты построили, Олимпиаду провели, компанию в числе многих других ликвидировали. Ольга снова осталась без работы. 

А тут как раз началось на Украине…  Казалось бы, ну что ей теперь! У нее российское гражданство, свое жилье в Адлере. Новую работу, если очень постараться, можно найти. За событиями на майдане она поначалу следила более или менее спокойно, но чем дальше, тем тревожнее становилось на душе. А потом произошло событие, после которого она уже не могла усидеть на месте, решила, что должна что-то делать, действовать. 

Дальше пусть она сама расскажет.

- 2 июня 2014 года украинская авиация ударила по зданию областной администрации в самом центре Луганска. Помните, Киев тогда еще врал про взрыв кондиционеров? Тогда у нас появились первые жертвы – 8 человек погибли, 28 были ранены. Появились первые беженцы.  Сеть «Одноклассники» буквально взорвалась. Все луганчане, и я в том числе, писали, возмущались, выражали готовность идти в ополчение, защищать город, кто-то просил помощи, кто-то спрашивал, чем помочь. Я бросила клич: давайте соберем помощь пострадавшим и поддержим ополченцев и беженцев. Незнакомые люди стали присылать деньги, посылки, я о каждой покупке отчитывалась, выкладывала в сеть чеки, фотографии. В «Одноклассниках» мы все время переписывались друг с другом, кто куда едет, с кем можно передать. Так стала налаживаться взаимосвязь между теми, кто нуждался в гуманитарной помощи, и теми, кто мог ее оказать. А я стала как бы посредником между ними.

У меня дома, в Адлере, постепенно собрался целый склад вещей, которые привозили и присылали люди. Я набивала ими огромные сумки, знаете, такие, «челночные», в клеточку, и по шесть-семь таких сумок везла поездом в Ростов-на-Дону. В ростовском госпитале уже лежали раненные с Донбасса. Первый раз я приехала туда в июле 2014-го, привезла раненым деньги, продукты, средства личной гигиены... Остальное отправила на пограничный пункт Изварино, это примерно 180 км от Ростова. Как-то сразу нашлись люди, которые взялись отвезти, причем, никто не просил денег за доставку, только на бензин. Все были одержимы общей целью – помочь Донбассу в освобождении своей территории от той власти, которая пришла в Украину.

Когда начинаешь реально заниматься каким-то делом, помощники сразу находятся. А Донбассу многие хотели помочь. Даже из-за границы русские помогали. Был случай, когда один русский человек, живущий в Чехии, его зовут Валентин, прочитал в соцсетях, что женщина из Луганска не может собрать маленькую дочку в школу, ничего нет у них.  И он сам купил и прислал всё, что нужно, – одежду, ранец, канцелярские принадлежности и даже сладости – на мой адрес в Сочи, а я уже отвезла все это в Луганск, Алёне, так зовут эту женщину. Из Германии тоже помогали, и даже из Америки русские люди высылали огромные коробки, а в них каких только вещей не было – от спальников до наборов для новорожденных. Я эти коробки поднять не могла, перекатывала до такси. Не знаю, откуда силы были эти сумки таскать и коробки ворочать. 

Летом 2014-го случайно познакомилась в Сочи с одним человеком, отдыхающим из Москвы, звали его Роман, фамилию не знаю, я так поняла, что он из силовиков. Мы с ним долго разговаривали, а я тогда только о Донбассе могла говорить, других тем у меня не было. Его удивило, что я так зациклена на донбасских делах. И, видимо, вернувшись в Москву, он рассказал обо мне своим сослуживцам, потому что вскоре на меня вышел его товарищ, звать Володя, и предложил свою помощь. Спросил: вы сможете отвезти на Донбасс тонну мёда? Я говорю: да, конечно, смогу. А сама думаю, он шутит, наверное. Я даже представить себе не могла, как выглядит тонна мёда. Но Владимир не шутил, на следующий день перезвонил и вполне серьезно объяснил, что нужно съездить в Горячий Ключ и там эту тонну мёда забрать. Но как? Машины-то у меня нет.

Пошла в Администрацию центрального района Сочи, там меня познакомили с президентом благотворительного фонда «Воин-интернационалист», сказали: вот с ним договаривайтесь. Это был Александр Геннадьевич Шинкарюк.  Я очень переживала, волновалась, как этот незнакомый мне человек воспримет мою просьбу. Но когда я сказала ему, что ищу машину, чтобы отвезти гуманитарную помощь на Донбасс, он мне, знаете, что ответил? «Как я счастлив, что встретил единомышленника!». Я выдохнула. Сразу стало легко и тепло на душе. Александр Геннадьевич добыл микроавтобус, сам купил бензин, загрузили гуманитарную помощь, которую я успела на тот момент собрать и купить для ополченцев, и мы с ним поехали в Горячий Ключ. Пасечника звали Валерий Дмитриевич Гармаш, он действительно выдал нам целую тонну мёда, даже больше. Там было 28 пластиковых контейнеров по 38 кг в каждом. Как я поняла, эти ребята из Москвы, силовики, сами с ним за мёд рассчитались.

Один контейнер мы оставили на погранпункте Изварино, казакам, которые там дежурят, один завезли в комендатуру Краснодона, еще один – в детский дом. Остальное – ополченцам. Но поскольку дальше Краснодона нас не пустили, я на каждом контейнере написала имена командиров батальонов, которым наш мёд предназначен: «Мотороле», «Гиви», «Бэтману», «Алексею Мозговому», тогда все они были еще живы…  Хватило мёда и мотострелковому подразделению в Алчевске, и комендатуре Луганска, и казакам атамана Николая Казицина.

Вот из-за этого мёда меня и стали называть Пчёлкой. 

…Когда Ольга рассказала мне про мёд, я, признаться, удивилась: разве он нужен на войне? 

- А как же! Во-первых, бойцы на позициях, тоже, бывает, простужаются и болеют, а чай с мёдом – это самое то, что нужно. А во-вторых, там же есть совсем молоденькие мальчишки, им сладкого хочется. Я, помню, заехала в отряд казаков где-то уже через год, смотрю, а мёд у них все еще стоит. Я говорю: вы почему мёд не едите? Они говорят: бережем, понемногу расходуем. Да ешьте на здоровье! Если надо, еще привезем.

Ну, мёд – это, конечно, роскошь, а людям там стало не хватать самого простого, необходимого.

У одной женщины в поселке Чернухино, это в восьми километрах от Дебальцево, погиб муж, снарядом ракетной установки «Град» был разрушен дом. Эта женщина у знакомых в сарае жила, ничего у нее не осталось. А у меня в Красном Луче стояла закрытой мамина квартира. И я подумала, что можно кое-что из этой квартиры забрать и отвезти в Чернухино. Так и сделала: отвезла холодильник, стол, посуду, одеяло с подушкой, еще какие-то вещи, дала немного денег, в общем, чем могла – помогла. Сходили мы с ней на место ее разрушенного дома, постояли, поплакали… 

Я очень хорошо стреляю. У отца было охотничье ружьё, я смолоду умела обращаться с оружием. Когда в октябре 2014 года впервые сама поехала в зону боевых действий, познакомилась с командирами батальонов, стала просить: возьмите меня снайпером! Не взяли. Только прикрепили в качестве снабженца к 6-й роте, которая стояла тогда на патронном заводе в Луганске. Там был склад, и туда я привозила всё, что нужно, а оттуда уже распределяли по другим подразделениям. Там меня даже в казаки приняли, во Всевеликое войско Донское. Дослужилась до звания подъесаула! (Смеется). 

А с Александром Геннадьевичем Шинкарюком мы с тех пор друг другу помогаем, он даже позвал меня в свой благотворительный фонд «Воин-интернационалист», вице-президентом. По правде сказать, больших возможностей у этого фонда никогда не было, и зачастую Александр Геннадьевич своими деньгами помогал нуждающимся ветеранам. У него в Сочи тогда еще был небольшой бизнес. 

Здесь не один он такой. Вот есть Александр Викторович Городецкий, у него тоже свой бизнес, небольшая продуктовая база. Я, когда собиралась ехать, всегда ему звонила: еду на Донбасс, можете что-то передать? Он мне со своего склада загружал муку, сахар, крупы, консервы. Или вот соседи у меня – Николай Юрьевич Глухов и Головко Анатолий Иванович. У одного совсем мелкий бизнес, другой ремонтом занимается. Еще до нашего знакомства они дважды за свои деньги закупали и отвозили гуманитарную помощь в Ростов-на-Дону, на склад благотворительного фонда «Новороссия». А когда мы познакомились (кстати, первая с ними моя мама познакомилась на почве сбора гуманитарной помощи), разговорились, стали вместе этим заниматься. 

В ноябре 2014 года в «Одноклассниках» написал мне из Барнаула некий Николай Аврамов, признался, что хочет поехать на Донбасс, воевать в ополчении. Сам недавно развелся с женой, работы нет, денег нет, но есть большое желание воевать. Чем я могла ему помочь? Сказала: ну езжай автостопом. И что вы думаете? Он поехал! Десять дней с дальнобойщиками добирался из Сибири до Ростова-на-Дону, те его даже кормили. В Ростове у меня тогда уже жили мои друзья, кумовья, лечились после ранения. Николай переночевал у них, а утром сам добрался до Изварино и пешком перешел границу. И вот наконец звонит. Я спрашиваю: ты где? И слышу, как он у кого-то там спрашивает: пацаны, я где? А ему отвечают: в Красном Луче. Ну ничего себе! Это ж мой родной город! А батальон какой? Он говорит: батальон «Август». А я как раз в декабре 2014-го запланировала поездку в Красный Луч и Луганск. Ну, думаю, надо и над «Августом» взять «шефство», раз у меня там «крестник» служить будет. Приезжаю и вижу, что у Николая на ногах… галоши с утеплителем, это в них он из Сибири на Донбасс зимой приехал! А я как раз берцы утепленные привезла, отдала и ему, и другим ребятам, они были очень благодарны, потом всю Дебальцевскую операцию в них прошли. 

Николай так и остался в ЛНР, до сих пор воюет. Ранен был, потом перешел в мотострелковую бригаду в Алчевске, туда мы тоже отправляли продукты, камуфляж, бинокли, рации. Однажды Николай рассказал мне: мол, воюют у нас два парня, а ноги босые, нельзя ли им как-то помочь? 

Это были добровольцы Денис и Толик, один из Киева (представьте себе!), а второй – из Днепропетровска. Оба – под два метра ростом, 50-й размер ноги. Естественно, подходящей обуви для них на месте не нашлось. Они в разведку в сланцах ходили. 

Я обыскала в Сочи все магазины и нашла в Адлере кроссовки 50-го размера, а вот берцев не было. Но помогли работники Сочинского военторга, обзвонили всех, нашли берцы в Анапе, и оттуда нам перекинули две пары. Я так рада была, что удалось обуть этих Гулливеров! 

Зимой 2014-2015 года в Красном Луче, да и на всем Донбассе было особенно тяжело с продуктами. Директор гимназии №1, в которой и сама я училась, Валентина Григорьевна Рак, рассказывала мне, что дети буквально падали в обморок от голода. Поэтому каждый раз я старалась в эту школу привезти продукты – геркулес, гречку, тушенку, сладости, ну и одежду, канцелярию, спортивный инвентарь. А к Новому году – абхазские мандарины, игрушки для малышей, книжки. Даже в Деда Мороза сама наряжалась.

В декабре 2014-го везли на Донбасс подарки к Новому году – и детям, и взрослым. «Газель» берет груз в две с половиной тонны, а у нас получилось так, что загрузили в нее четыре с половиной, потому что по пути из Сочи забирали еще и еще. В одной воинской части под Краснодаром нам отдали списанное, но вполне пригодное обмундирование, сапоги, плащ-палатки. И машина не выдержала такого перегруза. Сначала перестала работать печка, потом мы ехали вообще без света, а было уже начало одиннадцатого вечера. И вдруг – грохот, стук, дым повалил в кабину, мы кое-как свернули на обочину, водитель заглянул под капот, а там в двигателе три дырки, говорит: шатун сорвало. Мы не доехали километров 30 до границы, встали прямо у знака «До Москвы 1000 км». Стоим на обочине, а на улице декабрь, очень холодно, мы по рации пытались помощь получить от дальнобойщиков, но тщетно, тогда я позвонила в полицию, узнала номер телефона эвакуатора. Кое-как эвакуатор нашёл нас на трассе и дотянул до ближайшей автостоянки. 

Было уже два часа ночи. Мы заселились в номер для дальнобойщиков, замёрзшие, уставшие, но делать нечего, ждём до утра, а утром, в шесть часов, я стала посылать сигнал «SOS» всем, кого знала. Писала и в соцсети, и в личку, что сломались, стоим груженые гуманитаркой на базе у трассы, недалеко от границы и нуждаемся в помощи! Уже в восемь утра мне позвонили знакомые волонтёры из Астрахани и дали телефон ростовских ребят, звоню им, у них тоже «Газель», но без тента, они приехали и буксиром нас доволокли до Изварино, но дальше, через границу, везти отказались. Я опять всем пишу: «Нужна машина!». Мне присылают телефон семейной пары из Луганска, которые на своём микроавтобусе возят гуманитарную помощь по всей ЛНР. Я с ними созвонилась, и уже к вечеру они были в Изварино. И эти четыре с лишним тонны мы с ними тремя ходками перевезли. Загрузим машину, едем в Луганск, оттуда – обратно в Изварино. Загрузили – поехали в Красный Луч, в батальон «Август», в детский дом «Теремок», в гимназию № 1. Загрузились третий раз – повезли в Алчевск, в бригаду «Призрак».  Я тогда сутками не спала, заболела, температура 39, голос пропал, как выдержала все это, сама не знаю.   

А тем временем из Сочи другие знакомые люди отправили нам машиной новый мотор для нашей «Газели» и, пока я развозила груз от Изварино в ЛНР, мой водитель, Виталик, в боксе у «знакомых наших знакомых» снимал дырявый двигатель и менял его на новый.

А я в тот раз на работе взяла отгулы на четыре дня (специально для этого месяц работала без выходных) и должна была в понедельник вернуться. И мы всё успели – и груз переправить, и «Газель» починить и вернуться на ней в Сочи. Но сколько знакомых и незнакомых людей помогли нам со всем этим справиться! Слово «Донбасс» для всех звучит, как пароль. Люди все бросают и идут на помощь. 

В понедельник больная, уставшая, я вышла на работу. Но это была, наверное, самая тяжелая моя поездка. 

Два года очень плотно я гуманитаркой занималась. Красный Луч, Луганск, Алчевск, Стаханов, Дебальцево, Макеевка, Донецк, Харцызск…  

Если честно, в какой-то момент почувствовала, что война меня затягивает, это ж – как наркотик. Адреналин. Люди тебя ждут, благодарят, и хочется сделать еще больше. 

В Алчевске, в расположение бригады «Призрак», куда мы привозили овощи, крупы, тушенку, действовала общественная столовая, туда приходили местные жители со своими баночками, кастрюльками, и ополченцы делились с ними едой. Других мест в городе не было, где люди могли бы поесть. Одна моя знакомая в Красном Луче, Светлана, с тремя детьми оказалась просто на грани жизни и смерти. Работа у нее хоть и была, но денег не платили, так было везде тогда. Она мне потом сказала: «Если бы не ваша помощь, мы бы в эту зиму не выжили». Ну как ты их бросишь? 

…Здесь я опять прерву рассказ Ольги и кое-что расскажу о ее жизни в Сочи. Найти здесь работу очень и очень трудно. После Олимпиады Ольга, некоторое время работала в бухгалтерии Роснефти, имеющей в нашем регионе большую сеть заправок, и параллельно занималась гуманитарной деятельностью на Донбассе. Мало того, она снова пошла учиться! Заочно окончила магистратуру на факультете политологии в Луганском университете имени Владимира Даля, с отличием защитилась. 

Политология – это, конечно, замечательно, но с этим на работу в Сочи все равно не устроишься. Тогда неутомимая Ольга прошла переквалификацию в учебно-методическом центре инновационного образования по специальности педагог. А потом и муниципальные курсы по подготовке инструкторов по туризму. И вот только тогда нашлась для нее работа в сочинском Центре дополнительного образования «Хоста». Зарплата небольшая, и, если бы не кредиты, хватало бы на жизнь. Но из-за долгов по кредитам Ольге пришлось даже пойти на процедуру так называемого «банкротства физического лица». Теперь всю ее зарплату забирают, оставляя только прожиточный минимум, да и тот не каждый месяц выплачивают. 

- Как же вы живете? – ужаснулась я. 

- В основном на мамину пенсию и дочкину зарплату. 

Лейла окончила с красным дипломом Сочинское СПТУ и тот же, что и мама, Луганский университет имени Владимира Даля. Специальность у нее – туризм. Теперь работает на Красной Поляне, водит экскурсии и походы по Кавказскому заповеднику и Сочинскому национальному парку. Это у нас считается хорошей работой для молодой девушки. 

Я спросила у Ольги, как в этих жизненных условиях родные относятся к ее волонтерской деятельности, которая отнимает массу времени, но заработка не приносит. Оказывается, мама, Зинаида Александровна, полностью поддерживает и даже помогает. А дочка говорит: «Неужели ты еще не наездилась?» 

- Да я уже и не езжу сама с гуманитаркой, только собираю и передаю по своим налаженным каналам. Вот недавно сделала две отправки. Мы сотрудничаем с железнодорожными войсками, военные и отвезли. 

А сама я сейчас полностью загружена работой с детьми. Неделю – в Центре дополнительного образования, а на выходных – в «Юнармейце», но это на общественных началах.  С юнармейцами уже шестой год занимаюсь, их у меня много, около ста человек. И мы не только с оружием работаем, мы еще историю и географию государства Российского обсуждаем, и о Донбассе я им рассказываю, потому что многие просто не понимают, что там на самом деле происходит. Мы ведь живем далеко от войны, на курорте. 

В юнармейском штабе и наш «Союз добровольцев Донбасса» собирается. Сюда к нам приезжают ребята, вернувшиеся из зоны боевых действий. Страшные вещи рассказывают… Мало кто знает, что и в Сочи уже есть свои погибшие за свободу Донбасса. Владимир Олих, позывной Борода, ему 39 лет было. Дома – мама, сестра, дочь. В бригаде «Призрак» воевал, в разведке, они с таким же добровольцем с Дальнего Востока, Алексеем Руссо, напоролись на растяжку и погибли на месте. Его имя носит теперь отряд юнармейцев в школе №18, в Кудепсте. Погиб и Артем Булгаков с Красной Поляны. Парню было всего 27, бывший десантник, служил в ВДВ. Остались родители и два брата. 

Но все равно ребята рвутся на фронт. Как только началась спецоперация, у нас сразу десять человек вызвались ехать на Донбасс. И все десять уехали.  

В отпуск думаю поехать сама. Луганская область уже полностью освобождена, хочется посмотреть, как там теперь.                                                   

…На следующий день после нашей встречи, Ольга ушла со своими юнармейцами в поход на озеро Кардывач. Не было ее дней пять. Тем временем я несколько раз звонила в Донецк и наконец мне удалось поговорить с человеком, который хорошо ее знает. Зовут его Артур Хнанишо, он – пулеметчик полка оперативного назначения при МГБ ДНР. Вот что он рассказал.

- С Ольгой мы познакомились в соцсетях. В 2015 году я увидел ее в «Одноклассниках», мне понравилось, как аккуратно и добросовестно она ведет дело, выкладывает все чеки, фотографии доставки, благодарственные письма от получивших гуманитарную помощь. При этом я помню случай, когда сама она приехала в рваных кроссовках, и у нее даже не было денег на обратную дорогу. А в то же время я лично знал тогда и таких «волонтеров», которые на этом деле обогатились, один купил дорогую машину, другая стала дом себе строить. Их потом все же привлекли к ответственности за мошенничество. А Ольга Николаевна исключительно честный и бескорыстный человек, она, наоборот, свое отдаст, последнее. У нее здесь безупречная репутация.

И Пчёлка она не только из-за мёда. Она и трудилась, как пчёлка, моталась из города в город, накручивала тысячи километров и приносила большую пользу людям. Настоящий добротворец. Люди до сих пор ей благодарны.

Сейчас гуманитарная помощь Донбассу имеет, конечно, другие масштабы, из России идут целые караваны рефрижераторов, везут не только воду, продукты, медикаменты, но уже и стройматериалы для восстановления того, что нацики разрушили. Сейчас таких, как Ольга, волонтеров-одиночек практически не встретишь, хотя как ее назвать одиночкой! Она многих людей и у себя в Сочи, и в Ростове-на-Дону, и здесь, на Донбассе, объединила, многие участвовали, помогали, я в том числе. Между прочим, она меня, можно сказать, от смерти спасла. Как? В 2015-м у меня обнаружили рак крови. Ну я решил, что всё, руки опустил. И тут Ольга. Взяла меня в такой оборот, убедила, что это еще не приговор, что надо бороться, привезла лекарство, не буду его называть, потому что официально им не лечат. Но мне помогло! Вот я жив-здоров до сих пор и даже в строю. 

…Мы еще поговорили о настроениях на фронте, о непрекращающихся обстрелах Донецка. В конце я не удержалась и спросила Артура, что у него за фамилия такая – Хнанишо. Оказалось, ассирийская. 

Хотелось мне расспросить и Александра Геннадьевича Шинкарюка. Застала его в соседней Абхазии, где так же, как и в Сочи. живут его боевые товарищи, ветераны-афганцы, и есть отделение благотворительного фонда «Воин-интернационалист». Вернувшись, он сам мне позвонил и охотно рассказал об Ольге Захран, чувствовалось, что он ее очень ценит и уважает. 

- Я раз пять ездил с Ольгой Николаевной на Донбасс. Первый раз с мёдом, вы, наверное, эту историю знаете, потом другие продукты и вещи отвозили – казакам, ополченцам, в детские учреждения. Сбором она занималась, а я организовывал транспорт и бензин. Видел, как ее встречали люди, особенно дети. Все ее знают, обожают. Помню, заехали в один детский дом, «Теремок», кажется, дети высыпали во двор, она присела на корточки, чтобы маленьких обнять, как они все налетели, устроили кучу-малу, целая гора детей, а Ольги и не видно, она где-то под ними. 

Трудности? Были, конечно. Однажды мы с ней, кроме всего прочего, везли в Луганск, семьям погибших в Афганистане, продуктовые наборы – рис, сахар и т.д. – 60 пакетов, перевязанных георгиевской ленточкой, к празднику, дню Победы. Так мне на границе ростовские таможенники весь мозг вынесли, это, мол, у вас розничная торговля. Пойди докажи им!

Конечно, на гуманитарке было немало и спекулянтов, поэтому со временем и запретили возить таким вот частным образом, всё – через МЧС. Потому и Ольга сейчас уже не ездит туда, а находит способы передавать через тех же военных. 

Но вообще-то она отчаянная. Был такой момент. Мы ехали из Красного Луча в Луганск, в районе аэропорта заметили, что прямо перед нами на дороге торчит из асфальта неразорвавшийся минометный снаряд. Остановились. Ольга вышла из машины, подошла, присела и стала его рассматривать. Я ей кричу: отойди от него!  А она: это надо сфотографировать! На следующий день мы возвращались той же дорогой, снаряда уже не было, видимо, его саперы убрали. Там вообще быстро всё зачищают.

Что Ольгой движет все эти годы? Я вам просто скажу: патриотизм. Искренний, настоящий патриотизм. Если бы у нас чиновники такими были, многое шло бы по-другому. У наших чиновников нет чувства патриотизма. Понимание, что такое патриотизм, есть, но сами они его не чувствуют. Поэтому и ценно, когда такие люди, как Ольга Николаевна, берут это на себя и действуют на чистом энтузиазме. Да я всё это и по себе знаю. За время пандемии у меня, как и у многих здесь, бизнес практически развалился, благотворительность тоже пришлось свернуть. Администрация города никак не помогает. Кое-что еще делаем, но опять же на чистом энтузиазме.

Когда началась военная спецоперация, люди разделились: одни – за, другие – против. Я считаю, что те, кто против, – это люди небольшого ума. Я таким говорю: ладно, ты против, но соблюдай хотя бы субординацию гражданина России, не выступай против своей воюющей армии и ее главнокомандующего. Когда победим, многие из них одумаются, поймут, ради чего всё это было. А в победе я не сомневаюсь, можете мне поверить, я в свое время Афган прошел. 

… Жара. Июль. Мы сидим с Ольгой в открытом кафе на набережной, я пью холодный чай, она ест мороженое. Внизу, на пляже, яблоку негде упасть. Море гладкое, бирюзовое. В порту стоит белый круизный лайнер. Мимо нас ходят полуголые отдыхающие, спасатель на пляже через мегафон просит отдыхающих не заплывать за буйки, но они все равно заплывают. 

- Ты под обстрел попадала?

- Один раз чуть не попали. Недалеко от Донецкого аэропорта есть село, кажется, Веселое, но могу и ошибаться, там после всех обстрелов осталось человек пятьдесят жителей. Мы привезли им гуманитарку, они нас уже ждали на улице.  А рядом был пустующий дом, в котором жили военные. Раздали мы воду, пакеты с продуктами, и только успели отъехать, прямо на то место, где стояла наша машина, прилетело…

- Ты испугалась? 

- Да не успела. Нам просто повезло. Задержись мы на несколько минут, и накрыло бы нас. Но, к несчастью, накрыло двух военных, они как раз вышли из того пустого дома, ну и… оба погибли.

- Страшно… А Шинкарюк рассказывал мне, как ты неразорвавшийся снаряд на дороге «изучала».

- Было такое. Он вообще считает меня «сумасшедшей». 

- Не только он. Мне про тебя и другие это говорили.

Ольга смеется. Никакая она, конечно, не сумасшедшая. Просто одержимая. 

На Донбассе ее одержимость оценили и наградили своими, еще не вполне государственными, зато вполне боевыми наградами. Сама Ольга ими не хвасталась. Мне про них Шинкарюк рассказал. Тогда я попросила Ольгу их сфотографировать и прислать мне. Вот сижу и разглядываю ее медали и нагрудные знаки: «Доброволец Донбасса», «Народное ополчение Донбасса», «За отвагу и мужество», «За гуманитарную помощь Донбассу», «От благодарного луганского народа», «За милосердие и гуманитарную помощь», «За активную гражданскую позицию и патриотизм»… Она их никогда не надевала. Скромничает, а может, стесняется. 

Я рада, что познакомилась с Ольгой. Благодаря ей, я узнала, что люди, живущие в курортной столице России, тоже помогают воюющему Донбассу и даже гибнут за его освобождение. 

И я теперь лучше понимаю людей Донбасса. Они, если вдуматься, больше русские, чем мы, живущие в России. Почему? Да потому, что для нас быть русскими ничего не стоит, это – как дышать воздухом. А им пришлось бороться за свое законное, от рождения данное право называться русскими, говорить на родном языке, читать Пушкина, праздновать День Победы. 

«Своих не бросаем!». Но ведь и они, люди Донбасса, нас не бросили. Не предали. Не отреклись от нас, от общей нашей истории, от родного языка, от православной веры. Ждали долго, но дождались. Теперь будем вместе. И чувство вины, которое угнетало все эти восемь лет, когда Донбасс обстреливали, а мы ничего не могли сделать, оно постепенно уходит, сменяясь другим – предчувствием победы. 

Как там у Марии Ватутиной?

Если мы освобождаем Донбасс, 

То и Донбасс освобождает нас. 

…Нам прибавилось силы, приросло, открылось, 

Русское вона где сохранилось, 

Вона где уберегли, что всего дороже. 

Какие они тут красивые люди, боже…

2022 г.

Детский дом Теремок

Ольга Пчёлка с бойцами батальона

Погибшие в Хрящеватом

С командиром Пятнащки